Лоис Буджолд - Избранные произведения. II том

Монах одарил его взглядом небратской нелюбви.

— В следующий раз, — просипел он, — попробуй сам. Хватая их, я чуть не сорвался, а два меня укусили. — Он предъявил крохотные ранки на пальце и выдавил из них бисеринки крови в подтверждение своих слов. — Спой эту песню, сказал ты, и они сами залетят в мешок. Ха! Куда там!

— Тебе надлежало пропеть заклинание с истинной любовью и добротой, — попенял ему Амброз.

— К не-то-пы-рям? — Губы монаха искривились от негодования.

— К любому созданию Божьему!

— Как же, как же! — Монах насмешливо ему поклонился. — А теперь я иду ужинать — если на кухне хоть что-нибудь осталось, пока аббату не понадобилось ведро уховерток! — И он возмущенно удалился.

Брат Амброз взял поудобнее шевелящийся мешок и повел Тейра дальше.

Рабочую келью аббата Монреале озаряли свечи. Фьяметта сидела на перевернутом бочонке, упираясь локтями в стол. Тейр с тревогой вгляделся в нее. Она казалась уставшей, но довольной. Аббат расхаживал по келье.

— Отлично, — сказал он, когда Амброз и Тейр вошли. — Тейр, оглядись-ка и скажи, видишь ты тут что-нибудь новое.

Недоумевая, Тейр послушно обошел стол. Сушеный крокодил все так же ухмылялся в своем углу, а расположил ли аббат по-другому хаос на своем столе, Тейр решить не мог.

— Нет, отче.

Монреале улыбнулся Амброзу с некоторым торжеством.

— А перед Фьяметтой на столе — что? Нет, не гляди!

— …Поднос.

— Но что на подносе?

— Я… я не знаю.

— Отлично. — Монреале провел ладонью перед глазами Тейра. И Тейр сразу же посмотрел на поднос.

На подносе аккуратными рядами лежали двенадцать маленьких тамбуринов, обтянутых белым пергаментом, — таких крохотных, что каждый можно было спрятать в ладони. Тейр готов был поклясться, что мгновение назад их там не было.

— Вы сделали их невидимыми, отче? — Тейр взял тамбуринчик и оглядел его со всех сторон.

— Нет. И жалею, что не могу. Как не могу сделать их меньше или придать им вид более обычных предметов. Просперо Бенефорте что-нибудь да придумал бы, не сомневаюсь. — Монреале грустно вздохнул. — Но у нас нет времени на поиски. Ну, их хотя бы нелегко заметить. И все же, когда будешь их размещать, подыскивай такие места, где они будут укрыты от взглядов. Обязательно сухие и так, чтобы ничто не касалось пергамента. Последи, чтобы они могли свободно дрожать.

— А зачем они?

— Это маленькие уши. Уши и рты в гармонизированных парах. Все, что ухо услышит в замке Монтефольи, его рот скажет слушающему монаху здесь в монастыре. Поскольку к каждому рту придется приставить монаха, постарайся укрывать их там, где могут сказать что-то важное, хорошо?

— Попытаюсь, отче. А надолго их хватит?

— На день или около того. Я еще не нашел способа сделать это заклятие менее летучим. А потому приводи их в действие, только когда спрячешь. Это подобие соглядатного заклятия, которое я накладываю на моих птиц, но я ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь использовал его без посредства живого существа. Я было подумал о тараканах, но они ведь склонны убегать в безопасные щели, если только их не покалечить. Но тогда они погибают.

А Тейр-то думал, что про уховерток было сказано в шутку!

— Не знаю, пробовал ли кто-то это раньше и потерпел неудачу, или хотя бы отчасти преуспел, но скрыл… Слишком много скрытности в этих делах. Если бы все колдуны объединяли знания во имя общего блага, а не берегли бы ревниво свои секреты, как далеко мы продвинулись бы! Даже в Церкви нас разделяют гордыня и страх. Я размышлял над этим уже довольно долго, но лишь сегодня додумался расщепить пергамент и поделить тонкие половинки между ухом и ртом, чтобы использовать их конгруэнтность. Я не нашел способа заставить ухо слышать, если живое есть только с одной стороны. Но теперь два — это одно, а одно — два.

— А нельзя ли мне иметь при себе рот, чтобы вы могли говорить со мной?

— Увы, как ни жаль! Но ты ведь не ученый маг и не можешь все время обновлять заклятие и говорить так громко, чтобы тебя слышали. — Он тревожно нахмурился. — Надеюсь, такое расстояние не станет им помехой. Ведь испытать их мы могли только через двор. Молю Бога, чтобы расстояние между замком Монтефольи и нашим монастырем оказалось не слишком большим для них.

Монреале начал укладывать половину тамбуринчиков в старую холщовую сумку среди запасной одежды и прочего, что могло быть у молодого литейщика, ищущего работы. Амброз осторожно подвесил свой мешок к потолочной балке. Тейр спросил у Фьяметты:

— День прошел для вас удачно?

— Да, — ответила она весело. — Хотя делала я почти то же, что для батюшки. И, кажется, он будет пользоваться моей помощью, как подмастерья, хоть и не имеющего разрешения. — По ее тону Тейр не понял, довольна она или досадует. Но в ее глазах светилась сдержанная уверенность в себе. Он невольно улыбнулся ей в ответ, а она прошептала, прикрыв рот ладонью:

— Расщепить пергамент придумала я! Вспомнила, как батюшка расщеплял кожу, чтобы сделать потайной карман в своем кошеле.

Монреале взял последний тамбуринчик и рассеянно оглядел его.

— Каким благом было бы… Что, если бы каждый год Церковь собирала в книгу лучшие из новых найденных заклинаний и рассылала их копии во все епархии. Многие предпочли бы такую славу хранению своих секретов… Ну что же. Вот так. — Монреале завязал новую сумку Тейра. — Ты хочешь еще о чем-нибудь спросить?

О чем? Все же было так просто! А давящую внутри него тяжесть Монреале убрать не мог. Но кобольд же обещал, что он останется жив, если отправится к огню. Но чего стоит слово кобольда?

— Отче Монреале, могу ли я полагаться на слово демона?

— Что-о?! — Монреале в изумлении стремительно обернулся. — Какого демона?

— Кобольда. Мы их называем горными демонами. Я разговаривал с одним в руднике.

— А-а! — Монреале вздохнул с облегчением. — Не пугай меня так, малый. Кобольды не демоны.

— Правда?

— И совсем не похожи на них. Кобольды — и наяды, и дриады, и все им подобные — они… э… естественные сверхъестественные народцы. Так сказать. У каждого есть своя практическая магия, согласная его природе, но она врожденная, а не выученная. Никто из них не способен превзойти свою природу в отличие от мага-человека, объединяющего магию духовную и практическую. Отцы Церкви определили их как отдельное творение Божье, но не принадлежащее телу Христову, как люди, и не подвластное людям, как, например, лошади. Они просто… другие. В сравнении с людьми они живут очень долго, во всяком случае, некоторые, но они смертны. Касательно природы их душ существуют разные мнения и даже ереси, однако толком ничего не известно. Их создал Бог, и значит, у них есть назначение, но ведь Бог создал львов, и волков, и головных вшей. И мы не обязаны терпеть от них докуку. К счастью, духовная магия Церкви в случае нужды лишает силы их практическую магию. — Монреале заметно увлекся, и Тейр воспользовался этим.