Лоис Буджолд - Избранные произведения. I том

— Он был СБшником до мозга костей; конечно же, нашел. Маленького. Я специально сделал так, чтобы быть на дежурстве в том день, когда Фортала доставил этого самого слона в посольство Пола, произнеся своим сочным, абсолютно бесстрастным голосом: «Подарок от моего августейшего повелителя императора Грегора Форбарры…» Грегору тогда было лет десять, и он скорее всего предпочел бы оставить животину себе. Твой отец благоразумно даже не сказал ему, что подарил кому-то слона.

— И Фортала получил свой договор?

— Конечно. Думаю, послу действительно хотелось слона, потому что когда он вышел из ступора и справился с замешательством, то был выглядел явно счастливым. Они держали слона на заднем дворе посольского комплекса около года, и посол привык сам мыть и холить его, а потом увез его с собой домой. И это расширило мое мировоззрение. Деньги, власть, секс… и слоны.

Майлз фыркнул. Интересно, а какие мотивы вели его самого так упорно, так долго и завели так далеко? К смерти и по ту ее сторону. Он решил, что деньги его не волнуют, раз он никогда не испытывал в них недостатка, не считая астрономических сумм, необходимых на ремонт крейсеров; Марк же, наоборот, был по-своему просто жаден. Власть? Майлз не жаждал ни трона Империи, ни чего-либо подобного. Но его жгло, словно огнем, когда власть над ним была у кого-то другого. Это не жажда власти, это страх. Страх перед чем? Страх стать жертвой их некомпетентности? Страх быть уничтоженным как мутант, если он не сумеет постоянно доказывать свое превосходство? Подсознательно что-то такое было. Ну… и даже довольно много. Майлзу рассказывали, что его собственный дед пытался убить внука-уродца. И в детстве с Майлзом случилось еще несколько гадких инцидентов, обычно, хотя не всегда, пресекаемых своевременным вмешательством сержанта Ботари… Но вряд ли это и есть его скрытый мотив, нечто, что он не осознает, но отчего попадает в серьезные неприятности, сам не понимая почему.

Он сделал еще глоток ледяного, отдающего дымком пива. «Личность. Вот мой слон.» Мысль эта пришла с уверенностью, и на конце предложения на сей раз не стояло вопросительного знака. Совсем не слава как таковая, хотя признание здесь было важным связующим элементом. Но ты есть то, что ты делаешь. «А я сделал многое, о да.» Если жажду личности приравнять, скажем, к обычному голоду, то он был бы таким фантастическим обжорой, как Марку и не снилось. «Или это неразумно, хотеть быть кем-то так сильно, так много, что это причиняет боль?.» И сколько окажется достаточно?

Иллиан тоже отхлебнул большой глоток домашнего пива и поводил из стороны в сторону высокопрочным удилищем из углеродистого волокна, которое, как и майлзово, было добыто в запасах в лодочном сарае. — Ты уверен, что здесь внизу есть рыба?

— О, да! Она водится здесь не одно столетие. Можно лечь на причал и понаблюдать за мальками, любопытно снующими возле камней, или поплавать среди них. Вообще-то это озеро впервые пытались терраформировать задолго до того, как закончился Период Изоляции, старым примитивным способом: покидали туда всякий органический мусор, на который смогли наложить лапу, добавили украденных водорослей и рыбешек и положились на авось в надежде, что получится пригодная для земной жизни экосистема. По этому поводу была масса споров, еще со времен первых графов, поскольку местные фермеры желали употребить собранный навоз для собственных полей. А со времени правления моего деда-графа уже всегда один за другим были люди, назначенные графской администрацией в Хассадаре и отвечавшие за научное терраформирование и запасы водных ресурсов Округа. Так что воду снова стало безопасно пить, а породы рыб генетически усовершенствовали. Озерная форель, окунь, пресноводный лосось… тут, под нами, плавает кое-какая добрая еда.

Иллиан склонился вперед и с некоторым сомнением уставился в прозрачную воду: — Правда? — Он вытянул леску и исследовал крючок. Кубик наживки исчез.

— Я наживку на эту штуку насаживал?

— Да. Я сам видел. Наверное, сорвалась.

— Ловкие пальчики у рыбки. — Но с порывом развернуть подлиннее шуточку насчет рыб-мутантов Иллиан справился. Он снова нацепил наживку на крючок, уже крепче, и забросил ее в воду. Они открыли еще по бутылке. Майлз взгромоздился на край лодки и принялся остужать в воде свои босые ноги.

— Но это же очень неэффективно, — заметил Иллиан, поправив навес так, чтобы оказаться под медленно переползавшей тенью.

— Я сам себе задавал этот вопрос. По-моему, что это дело задумано не ради эффективности. Думаю, рыбную ловлю изобрели для того, чтобы создать видимость деятельности, когда на самом деле ты не делаешь ничего. Возможно, чтобы противостоять женам с их хлопотами по хозяйству.

— Я ничего не делаю вот уже неделю, — Иллиан помолчал и добавил: — И похоже, не помогает.

— Неправда. Ты уже лучше играешь в карты. Я за тобой следил.

— По-моему, в последний раз вы с леди Элис тайно сговорились, чтобы дать мне выиграть.

— Не-а.

— А! — вид у Иллиана сделался чуточку бодрее, но лишь на мгновение. — Боюсь, способности играть в карты и все время не проигрывать недостаточно, чтобы сделать меня снова пригодным для работы в СБ.

— Дай себе время. Ты едва начал поправляться. — У Майлза ноги покрылись мурашками, и он вернулся на свою мягкую банкетку.

Иллиан посмотрел на дальний берег, коричнево-зеленый в лучах заходящего солнца. — Нет. У эффективности есть пик. И когда ты уже балансировал на этом пике, уже играл в полную силу своих способностей, ты не можешь потом вернуться к чему-то меньшему. Перефразируя давнее изречение твоей матери, «что нельзя сделать хорошо, того делать не стоит». А… руководить СБ — это дальше от игры, чем что бы то ни было. Слишком многими человеческими жизнями ты ежедневно рискуешь.

— М-м, — отозвался Майлз, замаскировав отсутствие подходящей реплики очередным глотком пива.

— Я отслужил на императорской службе дважды-по-двадцать, — продолжал Иллиан. — Начал в восемнадцать, в офицерском училище, еще при старике Эзаре… не в Имперской Академии: в те времена требовалось больше баллов, денег и слогов перед фамилией, чтобы попасть туда. Я пошел в одно из провинциальных училищ. Я никогда не думал, что стану ветераном с тремя «двадцатками». Знал, что сойду с дистанции раньше, только не знал, когда. Грегору я служу с тех пор, как ему было пять лет. А теперь, бог свидетель, он уже совсем взрослый.

— И, конечно, в этом — твоя заслуга, — сказал Майлз.

Иллиан кивнул: — Не только моя. Но я не могу… быть тем, кто я есть… кем я был… и не понимать этого.

— А я так и не добрался до конца моей первой двадцатки, — мрачно заметил Майлз. — Даже близко не подошел.