Вадим Булаев - Зюзя. Книга третья

Дождавшись возвращения обеих разумных, наскоро изложил свой план. Они одобрили. Тогда приступил ко второй его части.

– Зюзя! Ты спрячешься за посёлком в кустах на всякий случай. Рося! Ты с этой стороны. Если что-то пойдёт не так или они уйдут другой дорогой – мы узнаем.

Моим подопечным такое предложение не понравилось. По их стайным законам гораздо комфортнее находиться вместе, ощущая и видя друг друга. Более того, генная память неразумных предков им во всю кричала, что так надёжнее, безопаснее. Но сейчас не тот случай.

– Не спорить! Делать как я сказал! Зюзя старшая.

Последняя фраза – не пустой звук. Как я понял, в глазах той же Роси я был вожак, Бублик – старый, заслуженный авторитет, добровольно уступивший власть, доберман – старший товарищ, стоящий почти на одной ступеньке социальной лестницы с ней. И вот сейчас я сознательно изменил статус Зюзи при помощи своих прав главного в стае, чётко обозначая, кто кому подчиняется в моё отсутствие.

Зачем сделал? Да потому что у нас не анархия, не Дикое поле. Потому что время пришло разбираться: кто есть кто в нашем маленьком семействе. Потому что в добермане и её рассудительности я уверен вполне, а вот с Росей мы почти впервые совместные мероприятия сложнее охоты проводим. Она хорошая собачка, добрая, ласковая, неглупая, однако по сравнению с Зюзей весьма своевольная, не прошедшая суровую школу дорог и путешествий. Вполне может и своими делами заняться, если ей лежать в укрытии надоест, или ненужную инициативу проявить, причём не вовремя. Не хочу рисковать, не хочу сюрпризов. Мне спокойнее знать, что помимо меня ей и доберман сейчас мозги вправляет, пользуясь обретённой властью. Так надёжнее.

Не знаю, понравилось ли юркой разумной такое моё решение – виду она не подала. Но и хвостом, выражая одобрение, не завиляла. И тогда я, наклонившись к ней, осторожно погладил Росю по голове, примиряюще объясняя:

– Ты у нас умная, разведчица. А она, – кивок в сторону ушастой и бесхвостой, – больше и опытнее. И это ненадолго – до утра. Поняла?

Ответом стал горячий, немного шершавый язык, аккуратно лизнувший мою руку. Вот и хорошо, вот и определились. Не хватало мне ещё разборок за старшинство. Они ведь обе у меня дамы горячие, настырные – не переупрямишь. А так вроде как я ситуацию сгладил... надеюсь на это, во всяком случае. Ладно, дальше видно будет.

Определив Росю в кусты у дороги и накрепко велев ей сидеть там и на глаза никому не попадаться, мы с доберманом направились в посёлок.

Сапоги запасными портянками я, скрепя сердце, обмотал ещё на окраине. Поначалу, для большей тихоходности, хотел обувь вообще снять, но быстро передумал. Мне в заброшку идти, а там на полах чего только нет, и всё для босого человека вредное. Легче лёгкого на битую бутылку наступить или на кусок ржавой железяки, причудливым образом лежащей именно острой частью вверх. Потому и перевёл весь свой запас чистой ткани на создание таких вот примитивных шумоподавителей, но не жалко. Мне сейчас ответ важнее – есть этот долбаный шрам у тётки, или нет? А тряпки – дело наживное.

Разделились заранее. Доберман первой направилась к другой стороне ненаселённого пункта кружным путём, через частный сектор, а я, выждав минут семь, пошёл за ней следом, оставляя пятиэтажки сбоку и стремясь подойти к своему наблюдательному пункту с другой стороны, с южной, чтобы не попадаться на глаза возможному часовому.

Заблудиться не боялся. Сейчас прямо по улице, до шестого перекрёстка, там направо – и выходишь к местному торговому центру, в котором я когда-то с Зюзей впервые встретился. Потом нужно вернуться по улице Крупской обратно. Недалеко, метров сто пятьдесят.

Перед выходом на главную поселковую улицу не поленился – перевязал портянки, уже успевшие основательно поистрепаться от такого варварского использования. Ничего – до разливайки хватит, а дальше я ходить никуда не собираюсь, только ждать.

Как на грех, Луне изволилось выглянуть из-за туч и осветить окрестности. Потому с пустого тротуара пришлось быстренько ретироваться в сторону, под защиту домов с кустами и двигаться медленнее, согнувшись в три погибели, на нервах и ежесекундно озираясь.

Последние шаги делал не дыша. Вынырнув из тени и еле дождавшись, когда злополучное ночное светило укроет очередная тучка, на полусогнутых просеменил по ступенькам в разливайку.

– Ф-фу-уххх... – вырвалось из груди. Добрался. Теперь можно и расслабиться, и пот утереть. Переволновался очень.

В помещении было темно, пахло сыростью, пылью и трухой. Сколько ни всматривался, пытаясь конкретизировать и понять, что передо мной – не помогло. Видел что-то впереди себя, а что – непонятно ни на первый, ни на второй, ни на третий взгляд. Снова выручила память – стойка там, в конце. Высокая, по типу барной. Отделяющая общий зал от продавца. И что интересно – до этого момента сколько не силился вспомнить, что здесь и как в подробностях – не получалось! А попал – и нате, словно вчера наведывался.

Немного подумав, аккуратно, не отрывая стоп от пола, сдвинулся вправо, убирая свою тушку из дверного проёма. Всё. Пришли. Теперь можно и отдохнуть. Резонно опасаясь шумного мусора, я никуда дальше не пошёл, а снял сидор, медленно сел на пятую точку, положил оружие на колени, привалился спиной к стене, накинул куртку и спокойно задремал вполглаза. Отдыхать тоже нужно. Ничего, не просплю – с первыми лучами встану. Поза, конечно, неудобная – ноги точно затекут, но это терпимо. Лучше, чем стоя. А если кто-то по улице пойдёт – заранее услышу.

И тотчас полезло в голову всякое, порождённое одиночеством и ночным бодрствованием...

...Темнота давно уже меня не пугает. Прошли те времена, когда я начинал заикаться от ужаса, глядя на закатывающееся на ночь солнышко. Теперь проще. Разумные предупредят об опасности заранее или просто договорятся с себе подобными. Да, у них так – первым делом проблемы решают переговорами и почти всегда приходят к консенсусу. Да и помнится мне, что у нас с местными тварями мир – не должны напасть. Они слово держат строго. Разве что кто-то залётный, но тут уж ничего не поделаешь. Потому и хожу осторожно, вслушиваюсь, ружьё по-прежнему в руках, однако теперь без панического страха – исключительно со здоровым чувством самосохранения...

...Как известно, абсолютной тишины в природе не существует. Крики птиц, шум деревьев, шепот ветра. Но всему этому многоголосию никогда не спрятать, не заглушить тихого звона в ушах – звона безлюдья, пустоты. Именно он и заставляет чувствовать себя одиноким. Таким, кого не жалко. Пустым, ненужным местом в этом мире. И прорезаются эти чувства почему-то именно в темноте. Днём – нормально. Может, из-за того, что с утра до вечера я всегда занят и философствовать особо некогда?..