Александр Башибузук - Генерал-коммандант

— Хорошо, что все обошлось. А теперь проясните мне, каким образом вы оказались здесь, да еще с сопровождением.

— Поступил приказ, — ответил Арцыбашев, — срочно выдвинуться сюда и взять пансион под охрану. При этом приказано защищать вас даже ценой своей жизни. Все равно от кого. Приказ совпал с моей реабилитацией, и я подумал, что так подействовали ваши угрозы. Увы, что изменилось, не знаю, никто не потрудился сообщить. А лишние вопросы начальству задавать не приучен… верней, отучен навсегда. Ах да… просили еще передать, что вы всегда будете другом для Российской империи и прочие выражения признательности. Этот пансион — собственность российского диппредставительства в Швейцарской конфедерации и, соответственно, является территорией Российской империи. Так вот, он поступает в ваше полное распоряжение на столько времени, сколько вам потребуется.

«Твою мать… — ругнулся я про себя. — И чего вдруг раздобрились? Понятно, что ничего не понятно. Все запуталось еще больше…»

— А что до утечки информации? Я о Пьере.

— Это исключено, Михаил Александрович, — с досадой в голосе сказал подполковник. — Я уже успел провести некоторое расследование. Вы же сорвались в город неожиданно. А после того Пьер никуда не отлучался. Каким образом он успел бы передать информацию? Телефона или почтовых голубей здесь нет.

После недолгого раздумья я кивнул.

— Хорошо. Пока оставим это. Пейте, Александр Александрович, пейте. Кстати, я узнал, что вы собираетесь в Африку. В качестве кого, позвольте поинтересоваться? В частном порядке или…

— «Или», Михаил Александрович, «или». — Арцыбашев одним глотком выпил виски и осипшим голосом, со странной злобой добавил: — По службе. Военным атташе Российской империи в Южно-Африканском Союзе. Официально представляться пока рано, так как приказ еще не подписан государем. Но все уже решено.

— Поздравляю с повышением. Но вижу, что вы чем-то огорчены?

Подполковник вздохнул.

— Увы, Михаил Александрович, ваше заступничество сыграло некую двойственную роль. С одной стороны — меня помиловали, а с другой… — он запнулся, — навсегда удалили из ведомства как человека, запятнанного связью с иностранными службами. Пусть косвенно, но — запятнанного. Формально — повышение, скорее всего, чтобы не раздражать вас, а фактически — почетная ссылка, на край света, куда подальше от Родины.

— Н-да… — Я подлил ему виски. — Даже не знаю, что сказать. Мое желание защитить вас не имело никакой подоплеки.

— За что я вам искренне благодарен. — Арцыбашев неожиданно улыбнулся. — Возможно, в Африке начнется новый этап моей жизни… — Он бросил обожающий взгляд на Клеопатру, прогуливающуюся в садике.

— Я почти уверен в этом… — и про себя ухмыльнулся. — Ну что, выпьем за ваш новый жизненный этап? Но пока вы здесь, хочу предупредить, что в скором времени я опять собираюсь в Монтрё.

Подполковник покачал головой.

— Отговаривать бесполезно?

— Абсолютно бесполезно.

Мы еще немного поговорили и разошлись.

Таким образом, выяснить, откуда случилась утечка, так и не удалось. Черт его знает… возможно, меня действительно вели от американцев.

Оставшиеся несколько дней до благотворительного бала по случаю завершения мирной конференции я пытался заставить себя туда не соваться, но так и не заставил. Увы, благоразумие никогда не было моей сильной стороной. Хулиганом был — хулиганом и останусь. Опять же, эта последняя миссия будет отличным завершением моего вояжа по Европам. Уж очень хочется взглянуть в глазки лордам. И не только это — есть и другая причина, достаточно важная.

А еще все эти дни я думал об Уинстоне с Франсуазой и никак не мог сообразить, что толкнуло их меня предать. Ладно сам Черчилль, его как раз можно понять — Уинни всегда был патриотом своей страны, а патриотизм — такая штука, которая может оправдать во имя великой цели любое предательство. Но Франсин? Мне кажется, что именно она играла в их дуэте первую скрипку. Чем я ей мешал?

В конце концов, так ничего и не поняв, обратился за помощью к Клеопатре.

Клео внимательно выслушала меня и сразу ответила:

— Все просто, Мишель. Дело в честолюбии и расчетливости. Увы, женщины гораздо расчетливее, чем мужчины, и меньше подвержены моральным ограничениям в достижении своих целей.

— При чем здесь честолюбие? Какие цели? Она с потрохами заполучила Уинстона… Черт побери, да я сам свел их!

Клеопатра снисходительно посмотрела на меня:

— Ты ничего не понимаешь, Михаэль. Как думаешь, почему она не тебя, а его выбрала?

— Ну… у русских есть такая пословица: лучше держать синицу в руках, чем журавля в небе. То есть вероятность заполучить меня была гораздо меньше, чем заполучить Уинни. А еще, с моей жизнью, очень большая вероятность остаться вдовой.

— И это тоже. А еще она поняла его потенциал. То, что он может вознестись гораздо выше тебя. А ты… ты стал главным препятствием для этого. Сам же говорил, что у него были проблемы с избранием в Палату общин из-за плена? Ты главный компромат на ее мужа. А устранив самого Майкла Игла, главного врага Британии, Черчилль раз и навсегда реабилитирует себя. И открывает дорогу на самый верх. Не спорю, Уинстон мог сопротивляться, но ты даже не представляешь, на что способна умная женщина. Он и сам не понял, как она его обратила в свою веру.

— Черт…

Вот тут все встало на свои места. И одновременно пришло решение, как поступить с ними. К черту, пусть живут. Я придумал для них кое-что похуже…

Швейцарская Ривьера. Шилъонский замок

2 июля 1903 года. 20:00

Очень ожидаемо мирная конференция закончилась абсолютно ничем. Газетчики наперебой расхваливали императора России Николая Второго и единодушно признали его звездой мероприятия. Царь-батюшка проявил небывалую активность и выдвинул кучу идей по разоружению и вообще удержанию мира во всем мире. О том, что оные идеи были очень трудно реализуемыми, вследствие чего — практически бесполезными в данный момент времени, в газетах помалкивали.

Гегемоны, пользуясь случаем, порешали свои насущные проблемы, но никаких прорывов в отношениях между Британской империей и Южно-Африканским Союзом не случилось. Да и не могло случиться.

Этими абсолютно ненужными переговорами бритты просто замыливали глаза мировой общественности.

Перед тем как обрушить всю свою мощь на буров.

Ну да и хрен с ними.

Я осторожно вздохнул и невольно поморщился — грудь все еще болела при каждом вдохе… правда, уже терпимо.

К благотворительному балу, по случаю завершения мирной конференции, окончательно восстановиться так и не получилось — но отменять миссию я не стал: на ногах держусь, да и ладно. Если что — будем превозмогать, не в первый раз.