Игорь Демин - Кнут

Грач сжал кулаки от отчаяния и увидел, что Беркут отреагировал также — они оба обманулись, рассчитывая, что звериная логика мутантов заставит их спрыгивать тут же, у ворот, бросится в лобовую атаку на бронетранспортеры, подставляя бока под ураганный огонь защитников поселка. Погонщики умело воспользовались паузой, подъехали, наверное, почти к стенам, установили полный контроль над монстрами, сориентировались и послали их в обход, минуя пристрелянные сектора.

Двое снайперов стронгов остались на крыше, прикрывать, а Беркут с сенсом и мечником рванули вниз, к бронетранспортерам, нырнули в люки и машины задним ходом откатились на центральную площадь, открыли огонь по снующим между зданий элитникам, занятым выполнением приказов своих хозяев и не обращающим внимание на удары с флангов. Удалось завалить двоих, пока погонщики не сообразили, откуда ведется огонь, и не отогнали мутантов под прикрытие стен.

Понимая, что машинам теперь жить осталось считанные секунды, стронги, вместе водителями и пулеметчиками, выскочили из бронетранспортёров. Бойцы гарнизона бросились врассыпную, кто куда. Тройка Беркута же отошла к зданию арсенала, куда прибежали и оба стрелка с Грачом.

Заняли оборону, стараясь не показываться из окон, не открывая огонь без команды. Беркуту связывался по рации с оставшимися в живых командирами, отдавая приказы стянуться к центру поселка. Отвечали не все.

Грач подошел к стронгу.

— Какие шансы?

Беркут начал что–то объяснять, на ходу соображая и прикидывая возможные действия, но его слова прервал грохот со стороны ворот. Это не был взрыв, скорее скрежет раздвигаемых неумолимой силой створок, и Грач, вместе со всеми высунувшийся из окна, дрогнувшим голосом спросил:

— Охренеть, это Комендант? — о личном элитнике Седого слышали все, но «в лицо» знали его не многие.

Беркут махнул головой: «Нет», и добавил:

— Это другой, тоже его, но другой.

Цезарь развел покореженные ворота в несколько таранных ударов, протиснулся в еще слишком узкую для него щель. По воротам уже никто не стрелял, и мутант без помех нырнул за ближайшее здание, на ходу сдирая лапами с морды мотки колючей проволоки. Беркут схватился за рацию, предупредить оборонявшееся в том секторе подразделение, но гулкий удар возвестил о том, что там уже все в курсе. Громадный, едва ли с бронетранспортёр, Цезарь был слишком велик для дверей и оконных проемов, но без труда расширял для себя проходы, вынося рамы вместе с рядами строительных блоков. Здания в Атласе хотя и строились капитально, все же имели, благо, климат позволял, стены слишком тонкие, чтобы сдержать такую атаку.

— Охренеть, — повторил Грач.

Беркут же нахмурился:

— Если он отправил Цезаря…

Из окон арсенала вся картина боя была не видна, как и количество мутантов, наводнивших поселок. Появление же личного мутанта главы клана Погонщиков как ничто другое демонстрировало, насколько стронги переоценивали шансы защитников собрать остатки сил в кулак, и, может быть, даже отбиться.

Сенс не дал командиру закончить, крикнул об опасности. В дверь вломились сразу три плечистых мутанта, из тех, что называют кусачами. Таким еще долго отжираться до действительно опасных монстров, но объединившись в группы, они давали бой даже сплоченным группам бойцов. Первого тут же насадил на клинок мерцальщик, но без указаний от снайпера удар не стал смертельным и только разъярил нападавшего. Пасть кусача сомкнулась на плече успевшего отдернуть голову стронга, и он, воспользовавшись даром, отлетел в сторону, выронил клинок и потянулся здоровой рукой за пистолетом.

Вторым под раздачу попал сенс, потративший силы на то, чтобы вырубить метнувшегося к упавшему мечнику противника чуть больше, чем мог себе позволить. Монстр снес его, упал сверху, вцепился в шею, но сомкнуть челюсти не успел — очнувшийся, наконец, отряд открыл ураганный огонь.

Привлеченный стрельбой и криками, в дверь вслед за кусачами, вломился рубер, а может он же их и гнал впереди себя. Беркут расправился с ним сам, уйдя в замедление времени и расстреляв в застывшую в рыке пасть мутанта все оставшиеся в магазине патроны. После чего пинком отбросил еще не упавшее тело за дверь.

— Уходите, — Грач, успевший пострелять в кусачей и, наконец, всерьез пригодиться в бою, восполнял запас патронов в одной из оружейных комнат, — все кончено.

Берут мельком оглядел своих бойцов. Сражаться с мутантами до последнего вздоха никто не рвался, хотя и страха в их глазах тоже не было.

— Иногда убежать, значит победить, Грач. Ты с нами?

— Куда и зачем? — глава поселка поставил на стол возле окна пулемет, приноровился, прикидывая сектор обстрела, — Набегался по кластерам в свое время. Иногда забываю, сколько я в Стиксе? Пятнадцать лет? Семнадцать? Двадцать? Зачем мне уходить? Я и до сегодняшнего дня не очень понимал, зачем живу и тащу на себе все это. Когда на тебе пять сотен человек, некогда думать.

Командир стронгов недвусмысленно усмехнулся.

— Нет, я не о том, — Грач провел рукой вокруг шеи, изобразив охватившую ее веревку, — Я люблю жизнь со всеми ее прелестями, но во всем должен быть смысл. О чем ты вот думал, когда очнулся после перезагрузки?

Беркут задумался всего на долю секунды:

— О матери.

— А потом?

— О том, чтобы выжить.

— Зачем?

На этот раз стронг размышлял чуть дольше, понимая, что одним инстинктом самосохранения тут не отделаешься.

— Просто хотел выжить. Умереть было бы обидно.

— Вот и я просто хотел выжить, не думая, зачем. А когда выжил, задумался. Бегал по кластерам как оглашенный, развивал дары, встретил Инженеров. В то время клан творил великие дела во имя великих целей, а сейчас скурвился, начал заниматься торговлей и политикой. Раньше мы устраивали походы в Пекло, а теперь превратились в строителей и наемников.

— Так ушел бы из клана, чего ноешь, как баба?

— Я и ушел. Сюда, в Атлас. Формально я все еще состою в Совете, но уже давно ничего не решаю. И знаешь, Беркут? Однажды я проснулся ночью, уже здесь, в своей роскошной спальне, на кровати с ортопедическим матрасом, и понял, что боюсь.

Грач протянул руки, показывая, как у него в тот момент дрожали пальцы.

— Я уже и забыл, как это, когда боишься. Как жену зарезал, отбиваясь, так словно бабка отшептала. И вдруг — снова. Это отвратительно — бояться. Липкое, вонючее это чувство. Испугаешься, руками по лицу проведешь, а на коже слой пота с пылью, гадкий, склизкий, и не вытрешь сразу, пока не умоешься. Испарина на спине рубашку промочит, и ходишь, как обоссанный, пока не высохнет.

— Чего боишься–то?

— Всего. Мутантов. Мести. Предательства. Будущего боюсь. Куда мне теперь идти? В наемники? Нет уж, дудки, набегался, хватит. В клан, чью–то жопу лизать?