Виталий Заяц - Планета супербарона Кетсинга [litres]

Кстати, что за титул супербарон? Хотя… есть ведь старший лейтенант, где-то суперинтенденты существуют, почему же отказывать местной аристократии во внутри-баронской иерархии? Наверное, здесь и суббароны встречаются – по аналогии с редкостными, но не вымершими пока младшими лейтенантами.

Но – ближе к завтраку насущному! Один раз по телику говорили про прогресс кулинарии. Типа то, что сейчас деликатес, лет через сорок вкусовых восторгов не вызовет, а то, что лопали двести лет назад, сегодня в рот возьмешь разве с голодухи. Истинная правда, на завтрак в этом средневековом доме шла незнакомая пенопластовая каша, сверху ее силилось прикрыть маленькое жареное яйцо. Вок скосил глаза – на длинном низком столе, за которым сидели слуги, виднелись такие же миски, только каша в них была единственным ингредиентом.

– Рад приветствовать гостя в моем хлебосольном доме! – важно произнес хозяин и отправил в рот немного каши.

Черт его знает, может, это тост такой, под гарнир? На всякий случай Вок повторил формулу:

– Рад гостить в твоем хлебосольном доме!

Каша, под которую произносятся тосты… Ну что ж, вчера ведь без ужина обошелся, посчитал – сон важнее. Так что спасибо барону – пошла каша.

Разговаривали после еды, когда слуги – и баронские, и фальшивые графские – покинули зал. Беседа велась под легкое вино, напомнившее сидр, сделанный почему-то из винограда. К тому же сидр был а-ля натурель, в смысле – с довольно навязчивым дрожжевым запахом.

– Вы иностранец, – утвердительно сообщил барон. – По акценту слышно. Откуда, если не секрет?

По акценту? Не чувствовал Вок за собой такого, но осьминог говорил, конечно, говорил. Самопровозглашенный граф взял и честно признался:

– Из России, – помахал рукой в сторону, надеясь, что именно в том направлении находится юг, и добавил: – Не знаю названия на языке вашего королевства. Я живу далеко на юге.

Как там говорилось про шпионов? Надо придерживаться правды, вставляя ложь минимально, только когда это совсем необходимо. Вот и сейчас – есть ведь определенная вероятность того, что Россия вместе с Землей находится в сторону юга от баронской столовой. К тому же жителю Воронежа, находящегося к югу от Москвы, правомерно считать себя южанином.

– Остров? – Барон, надо понимать, ориентировался в сторонах света, знал, что к югу от его дома находится океан.

– Нет, материк, самый большой.

– Самый большой? – не то переспросил, не то усмехнулся хозяин, но спорить не стал. – Туда мало кому добраться удается, море неспокойное. Десять отправятся – один вернется. Да и то непонятно, добрался или с полпути повернул и придумал, что в голову пришло, про дальние страны. Расскажите, много ли там у вас особенного?

Такого непосредственного вопроса Вок не ожидал. О чем говорить? О Воронеже? Про бетонные двенадцатиэтажки, про троллейбусы, путающиеся в узких центральных улицах, про водохранилище? Про что? Расскажешь, и никто тебя серьезно воспринимать не будет, свой местный Мюнхгаузен образуется – гордость и достопримечательность королевства. Как бы выкрутиться?

– Я вчера прибыл и не знаю, что может оказаться интересным, что у вас не так, как у нас.

– Придворные сплетни наверняка разные, – сказал хозяин таким тоном, что стало понятно – придворные вопросы его мало волнуют. – А остальное интересно. Расскажите то, о чем самому говорить нравится.

А все-таки, что супербарона интересует? Телика нет, футбол не пообсуждаешь. Вспомнился не лезший за словом в карман спрут с его акцентом. Ага, как принято у нас в Одессе, вопросом на вопрос перевести стрелки с расспросов.

– А у вас какие последние события?

Последним событием, барона интересовавшим, оказался большой рыцарский турнир. Уловка сработала, прошедшие состязания заняли минут сорок застольной беседы. В ответ Вок рассказал про последнее российское первенство – то, на котором его выгнали из команды. Приукрасил, конечно, и свои успехи, и само мероприятие. Оказалось, что супербарон большой знаток спортивного регламента, и разговор вылился в бурное обсуждение преимуществ олимпийской системы против соревнований по сетке. Потом пошло сравнение с более сложными местными вариантами, учитывающими знатность и заслуги участников.

Из-за стола встали, когда уже и обедать пора бы садиться, причем чувствовали себя лучшими друзьями и обращались на «ты».

– Знаешь, дружище, – объявил супербарон. – Навести-ка ты нашего принца. И тебе интересно, и его высочество порадуется. Он человек просвещенный, даже купцов слушает с удовольствием, что уж они врут про дальние страны. А ты ведь действительно знаешь, о чем рассказываешь, жизнь там прожил – правда всем интересна.

«Правда, – хмыкнул внутри себя Вок. – Впрочем, Земля, Россия – тоже дальняя страна, кое-какую правду про нее я знаю».

– Представишь меня принцу? – спросил он.

Зря спросил, хозяин смутился. Видимо, не по титулу супербарону гостей коронованной особе представлять. Плохо, одно дело – мелкая услуга, другое – просить, чтобы он замолвил словечко кому повыше. Не к лицу графу такая просительная цепочка. Не надо было этот вопрос задавать. А к принцу? Да просто явиться к замку и подудеть в рог, ежели какой-нибудь рог найдется в доставленных водолазами сундуках. К счастью, барон не обиделся и предложил другую идею:

– Знаешь, в замке скоро большой прием. Пойди, а там или принц тебя по одежде заморской отличит, или ты его.

– Хорошо, если он отличит, а я-то его как узнаю?

Вок ожидал объяснений, как выглядит корона или еще какой-нибудь знак принцевого отличия, но вместо рассказа на столе появился пергамент. Супербарон макнул кисточку в чернильницу и за несколько минут нарисовал тонкое улыбающееся лицо с узкими глазами и выдающимся подбородком. От такого таланта Вок потерял дар речи. Нет, он видел, как уличные художники быстрым штрихом проводят напоминающий клиента профиль, но они и в подметки супербарону не годились. Зеленоватый чернильный рисунок на белоснежном листе украсил бы любую выставку офортов и графики. Хотелось выразить свое восхищение, извиниться за то, что не понял сразу, к какому великому художнику занесла судьба… но промолчал. Возникла мысль – а не тайное ли это хобби? Ведь в земном-то Средневековье баронские успехи измерялись войной и охотой, а рисование считалось ремеслом. Может, не стоит и здесь заострять внимание?

Пока Вок рассуждал, барон смял использованный лист бумаги, потряс его и вновь разгладил. Поверхность сверкала белизной, чернила не оставили и следа, великолепный рисунок исчез. Произведения искусства стало жалко, но вот ведь средневековые технологии – многоразовая бумага. Есть чему поучиться. А может, и у нас было такое, что сегодня забыто? Без всякой Атлантиды или потерянных городов инков? Просто забыто за кажущейся незначительностью, да и все?