Владимир Тимофеев - Три кварка 3 (1982-2012). Конфайнмент

— До Трипиотиса? На Солонос? — уточнила девочка.

— Да. Найдёшь там отца Никодима и скажешь ему… — Димитриос спустился ещё ниже и выглянул в окно первого этажа, — Его Высокопреосвященство отправился в Троодос, но там ему оставаться нельзя…

Капитан аккуратно отворил наружную дверь и вышел на улицу. Проход, по которому двадцать минут назад эвакуировали архиепископа, пока оставался открытым, мятежники до него ещё не добрались…

— О Троодосе путчистам уже сообщили, — продолжил Димитриос, махнув Анне рукой: давай, мол, сюда. — Скажешь, что лучше всего сразу поехать в Пафос, там безопаснее. Поняла?

— Да, дядя Митрос! Я всё передам.

— Хорошо. А теперь иди строго за мной и, если начну стрелять, сразу падай…

Площадка между зданием и забором была заставлена какими-то бочками, кадками с пальмами и штабелями стройматериалов. До калитки в заборе надо было пройти метров сорок. Дальше — крутой спуск по узенькой лестнице, мимо старых акаций, а там уже и дорога…

Спокойно удалось преодолеть только половину пути. На третьем десятке шагов одна из кадок вдруг покачнулась, и из-за едва не упавшей пальмы выскочил, чертыхаясь, солдат со «Стеном» в руках. Сделать он ничего не успел — капитан срезал его двумя точными выстрелами. Через секунду над головами прогремела автоматная очередь. Из сложенных возле прохода мешков что-то посыпалось.

— Ложись!

Рухнувший на землю Димитриос перекатом ушёл с линии предполагаемого огня и несколько раз пальнул наугад.

За пальмами кто-то болезненно вскрикнул.

Анна осталась стоять. Она словно бы впала в ступор, забыв обо всём, что ей говорил дядя Митрос.

— Ложись, я сказал! — рявкнул мужчина.

Очередной появившийся из-за бочек и кадок мятежник вскинул оружие и направил его прямо в замершую перед ним девочку.

— Нет!

Невероятным усилием капитан заставил себя рвануться вперёд и сбить спутницу с ног.

Два выстрела прозвучали одновременно.

Враг выронил автомат и опрокинулся навзничь.

Капитан попробовал приподняться на локте и… штурмовая винтовка будто сама собой выскользнула из внезапно ослабших пальцев. Тело почему-то не слушалось, правый бок жгло огнём.

— Дядя Митрос! Дядя Митрос! — упавшая, наконец, девочка теребила Димитриоса за плечи, пытаясь поднять.

Поняв, что сил ей не хватит, она попросту оттащила бойца к ближайшему штабелю.

— Дядя Митрос! Не умирай! Пожалуйста…

Капитан с трудом разлепил засохшие губы.

— Беги… к Трипиотису… передай… в Троодос нельзя…

Девочка всхлипнула.

— Я сказал… беги… Это приказ… Обо мне… не волнуйся… Плен… это не смерть…

Анна ещё раз хлюпнула носом, но всё-таки отпустила Димитриоса. Неловко поднявшись, она побежала к выходу. Возле калитки девочка обернулась и показала капитану два пальца, выставленные буковкой «V».

Когда она скрылась, Димитриос медленно подтянул руку к прилаженной на поясе кобуре и попытался достать пистолет. Он знал: после всего случившегося в живых его не оставят.

Пистолет Митрос достать не сумел — просто не смог отцепить кожаный ремешок.

К «счастью», отстреливаться не пришлось.

Из-за бочек вылетела «лимонка» и упала в метре от штабеля.

Митрос устало вздохнул и прикрыл глаза.

«Прощай… друг», — прошелестело в сознании.

— Прощай… братишка, — тихо пробормотал капитан.

Взрыва гранаты он уже не услышал…

Несколько отпечатанных на машинке листков Степан Миронович изучал до глубокой ночи. Он даже дверь в кабинет закрыл на замок, чтобы никто не мешал. Хотя и жена, и сын давно привыкли к тому, что если глава семейства заперся в комнате, его лучше не беспокоить.

Знакомство с досье на «Клио» и «Селфера» требовало тишины и максимальной сосредоточенности.

Около месяца «Юрий Павлович» обещал предоставить расширенную информацию по фигурантам, но, как говорится, тянул до последнего. Пришлось даже несколько раз пригрозить неизбежным сворачиванием операции и даже разрывом прежних договорённостей, и, в конце концов, эта тактика принесла результаты. Нужные сведения «контакт» всё-таки передал. Насколько они достоверны, требовалось определить в течение двух-трёх дней. Иначе сотрудничество могло стать односторонним, а сводить отношения с «Юрием Павловичем» к уровню «подчиненный-начальник» или к совсем уже примитивному «мошенник-терпила» подполковнику не хотелось.

Даже на первый взгляд всё изложенное в документах выглядело откровенной фантастикой, и если бы Свиридяк получил их на пару месяцев раньше, он бы попросту выкинул их в мусорную корзину, сочтя неуместной шуткой. Однако сегодня, после пяти недель плотной работы с «Клио», так поступить Степан Миронович конечно не смог бы.

Первый же разговор с девушкой поставил мужчину в тупик. Да, иностранный резидент предупреждал его, что будет непросто, но что настолько — этого подполковник не ожидал.

Удивительно, но он пошёл на все выставленные дамой условия, и теперь за это приходилось расплачиваться не только постоянной головной болью, но и не отступающим ни на секунду страхом разоблачения.

На нём и его «команде» висели уже пять трупов. Все — обычные люди, ничем особо не примечательные, выбранные «Клио» по какому-то странному, понятному только ей алгоритму. Ещё двое оказались убиты раньше. В том, кто их прикончил, Степан Миронович не сомневался, и от этого знания ему становилось не по себе.

Полученные от «контакта» досье кое-что прояснили, но вопросов поставили ещё больше.

Первый и главный: откуда заокеанские «коллеги» узнали о прошлом «Клио» и «Селфера»?

Второй: почему они так уверены в том, что эти двое снова сойдутся?

Ответов у подполковника не было.

Впрочем, по поводу второго вопроса Свиридяк кое о чём догадывался. Более того — знал об одной из причин, хотя и не был уверен, что она основная. В любом случае, этим знанием он с «Юрием Павловичем» делиться не собирался. По крайней мере, сейчас, пока ещё ничего не решилось.

С «Клио» Степан Миронович предполагал серьёзно поговорить сразу после её возвращения из Ленинграда. К этому разговору следовало хорошо подготовиться. Цель оправдывала любые приёмы и средства. Подполковнику требовалось стать с «Клио» не просто попутчиками, а союзниками.

Витька Махов и его дружбаны девушку ненавидели, но подчинялись.

А она их, по всей вероятности, презирала. Степан Миронович это чувствовал и… уважал.

Решиться открыто демонстрировать своё отношение к разного рода подонкам могла или полная дура, или по-настоящему сильная личность.

«Клио», по мнению подполковника, дурой отнюдь не была…