Иван Ланков - Красные камзолы [litres]

– Верно мыслишь. А знаешь, сколько всего разворуют по дороге?

Я хмыкнул.

– Да не так-то и много. Если бы просто разворовали – не так обидно было бы. А то ж оно вовсе без пользы пропадает. Тухнет, плесневеет, мокнет, тонет… Похоже, убытки от несостоявшейся войны у нас сопоставимы с войной состоявшейся.

Мужик с довольным видом цыкнул зубом и вытер ладонью пышные седоватые усы.

– Ага, есть такое. Не, ну так-то в масштабах государства ущерб невелик. Но мыслишь правильно. А сам чего не участвуешь в этом всем?

Я оторопело уставился на толстяка.

– Чего? Ты че, старый? За кого меня держишь?

Мужик примирительно выставил вперед ладони.

– Харэ, харэ. Верно мыслишь, не по чину тебе таким заниматься. Спалишься – вмиг запорют до смерти. Сквозь строй пропустят – и амба. У солдат этим всем занимается так называемое «общество». А ты с ним знаком? Нет, не знаком. Дела с обществом у вас Ефим ведет. Потому он скоро сержантом станет. А ты?

– А что я?

– Вот и я говорю – а что ты? Ты – ничто!

И снова заржал. Некрасивым голосом, да так обидно! Эх, втащить бы ему с ноги в самую улыбку! Но, блин… О, кажется, подъезжаем.

– Да ну тебя, толстый. Пойду покурю.

И я выдвинулся в тамбур. Сейчас выйду на платформе Синево и проснусь. Интересно. Та электричка же зимой была, а тут за окном лето…

Мужик вывалился вслед за мной в тамбур и положил руку на плечо.

– Да ладно, мелкий, ты что, обиделся, что ли? А хочешь, я тебе шпиёна французского сдам? Ну или немецкого, тут уж как Тайная канцелярия его раскрутит. А? Хочешь?

Я гадливо уставился на его жирную руку, после чего перевел взгляд на щербатый рот с кариозными желтыми зубами.

– Ну, допустим.

– Гляди. Завтра-послезавтра в патруле увидишь всадника на пегой кобыле. Бери его тепленьким – точно шпиён. Сдашь его куда следует – и тебя заметят. А там сверху тебя выдвинут, а ты с Ефимом пошепчешься – и снизу выдвинут. Глядишь, и начнешь потихоньку двигаться. А? Как тебе идея?

– Хм… Пегая, говоришь? А пегая – это что за порода такая? Пегая – это как?

Толстяк снова заржал в голос.

– Ну ты дурак-человек, студент! Точно говорю – лингвист! Я тебе предлагаю карьеру сделать да прибыль получить – а ты все за слова цепляешься! Даль и Ожегов пригородной электрички, прошу любить и жаловать!

И снова заржал в голос.

– Станция Синево! – объявила девичьим голосом электричка и начала сбавлять ход.

Тамбур наполнился туманом, лица людей расплылись…

Утро началось с барабанного боя. Побудка, построение. По избам сновали денщики, исполняющие обязанности вестовых, поднимали солдат срочно строиться на оборудованном месяц назад импровизированном плацу. То есть на той самой лужайке между двух деревень, где мы и шагистикой занимались, и прочей боевой учебой.

– Шустрее, шустрее, православные! Сам командир батальона приехал, господин майор Небогатов со свитой, смотр устраивать будут! – тараторил Федька, щуплый денщик порутчика Нироннена.

Убедившись, что мы с ребятами зашевелились и начали одеваться, он быстро убежал к следующей хате.

Я глянул за окно – время совсем раннее. Солнце только-только встало. По нынешним июньским меркам это, выходит, где-то пять часов утра. Получается, командование из Риги ночью выехало. Впрочем, чувствую себя вполне выспавшимся. Здесь у нас комфортно. В хате нам выделили достаточно просторную комнату, Сашка подсуетился и соорудил из сена и тряпок уютные матрасы, только называл их почему-то словом «тюфяк». Да и Великий пост окончился, так что питались мы хорошо. В общем, гостиничные условия, грех не выспаться.

Быстро одеваемся, парами помогая друг другу. Нательное белье, панталоны, рубаха, камзол. По случаю смотра – ботинки со штиблетами, пояс с лядункой и штыком, перевязь со шпагой. Наспех расчесать гребнем волосы и перехватить ремешком – на плетение косы времени нет, как и на возню с пудрой. Собрались быстро, минут за пять. Вдвоем, когда одеваешь друг друга – оно получается быстрее, чем одеваться самому.

– Жора, кафтаны брать? – спросил Сашка.

Я задумался на минуту. Блин, вот ведь упущение. По форме одежды уговора-то в роте не было. Вроде время летнее, теплый войлочный кафтан можно и в обозе оставлять. А с другой стороны – построение же, надо при параде быть…

А, пес с ним!

– Все брать. Упаковываемся как в поход, со всем фаршем. Перед построением скинем вместе с ранцами куда-нибудь неподалеку, если остальные без них.

Ребята понятливо кивнули, похватали мушкеты из пирамиды у стены, закинули на спину собранные с вечера ранцы и по одному вышли из комнаты. Ерема чуть задержался – быстро скатывал все шесть матрасов, на которых мы ночевали. У нас тут все как на спортивных сборах – дежурный по комнате меняется каждый день, вещи с вечера всегда упакованы и собраны в ранец. На всякий случай. Это Фомин дал совет такой – каждый день ранец держать в таком виде, будто с утра в поход. Это помогает не обрасти лишним барахлом на долгом постое.

На улице нас уже ждал хозяин дома с ведром воды и что-то по привычке ворчал на латышском. Степан ему что-то на латышском же ответил. Тоже лыко в строку – за счет Степиного знания языка у нашего капральства с местными отношения получше, чем у соседей.

Мы наскоро умылись из ведра и колонной по одному выдвинулись по единственной улице из деревеньки к месту сбора.

Кажется, мы первые из всей полуроты. В карауле сегодня второе капральство, капрала Смирнова, тоже из ефимовских ландмилиционеров. Вот не знаю, пойдут они на построение или останутся сторожить ротное имущество, оставленное в деревне? Впрочем, то не моя печаль.

Прошагав метров двести, оглядываюсь. Мои ребята идут в ногу, стараются ступать след в след, как на зарядке. Справные, одеты по форме, с мушкетами на ремне за спиной, с ранцами, в чистых ярко-красных камзолах, освещенных красным же рассветным солнцем. Метрах в двадцати позади нас догоняет второй шестак нашего капральства, с самим Ефимом во главе. Тоже одетые по форме и со всеми вещами. А в деревне только-только начали выползать на центральную улицу остальные. Кто уже одет по форме, кто еще только в исподнем. Потихоньку поднимался шум-гам, барабанщики там, суетящиеся вестовые… Вот что значит – Фомин и Нироннен живут в другой деревне. Там небось бардака поменьше.

На учебной лужайке стояла знакомая карета, запряженная четверкой лошадей, невдалеке гарцевали штук десять верховых. Явно оглядывались и рассматривали, что тут и как, да разглядывали прибывающих солдат. Господину майору уже поставили походный столик со стульями, прямо перед дверцей кареты, и теперь он спокойно восседал на стуле и пыхтел трубкой. Рядом стоял порутчик Нироннен, чуть поодаль – трое наших ротных капралов вместе с ундер-офицером Фоминым. Или уже сержантом? Пес его разберет, как их теперь величать, по новому артикулу или по старому.