Иван Ланков - Красные камзолы [litres]

– Я царь горы!

Уф!

Шпагу француза отбрасываю ногой в сторону.

– Сашка, хорош уже пленного лупцевать! Слезь с него!

Быстрый осмотр. Что тут у нас? Ага, кошель, портмоне с какими-то бумагами, кисет, кинжал, пистолет, карманные часы. Экспресс-допрос:

– Имя?

– Шевалье д’Арс, – отвечает по-французски. Ну ладно, я вроде кое-как по-ихнему паралекаю. Поспрашиваем.

– Должность, род занятий? Дата рождения? – Какая-то дичь в голову лезет. Хреновый из меня дознаватель. Но продолжаю уверенным тоном говорить, чтобы не дать ему перехватить инициативу или просто прийти в себя. Пока он занят моими вопросами, свои мысли у него на втором плане, а мне того и надо. Попутно ощупываю его одежду. Что-то полы его камзола подозрительно плотные. Может, вшил туда что-то важное, как Боярский в кино про гардемаринов? Ну-ка… Краем глаза отмечаю, что Степан и Никита перезаряжают ружья. Ерема стоит за спиной француза и держит его за связанные руки. А Семен Петрович деловито осматривает седельные сумки, навьюченные на жалобно стенающую лошадь. Она все еще пытается подняться на передние ноги, а задние безвольно волочит по земле. От этого зрелища меня передергивает, и я поспешно поворачиваю голову обратно к задержанному. Не молчи, пленный, отвечай. Все подряд, что в голову придет.

Кинжалом француза распарываю подкладку. Ну да, точно. Плотная пачка листов бумаги. Колонки букв и цифр, какие-то пометки. Неужели шифроблокнот? Кажись, он, родимый!

– Твое? Точно твое. Теперь не отвертишься.

Француз на выдохе пробормотал какое-то ругательство. Да и пес с ним. Убираю бумаги в сумку на боку.

На шум выстрелов от соседнего поста к нам выдвинулся Фомин с шестаком солдат. Вон они показались вдалеке. А вот и Ефим со своими из леса выбегает, у ребят ружья наперевес.

Дал знак Ереме. Тот понятливо кивнул и толкнул француза в спину.

– Пшел! Давай-давай, шевелись!

– Пять выстрелов – три попадания. Одна пуля в круп и одна в тазовую кость ударила. И еще одна чиркнула по ноге у колена. Видимо, повредила жилу какую. От этих вот попаданий у лошади начали отниматься ноги, и она упала. Хороший залп получился, далеко нарушитель не ушел. Ну а там его хлопцы бегом настигли да отмутузили как следует.

Фомин кивнул на доклад Степана Петровича и спросил:

– Пять? Почему шестой не стрелял?

– Так Сашку-то конь копытом в лоб стукнул, Александр Степанович. Тот и рухнул. Я уж думал – все, амба. А он только рассердился крепко. Вскочил, ружье откинул, треуголку тоже в сторону, рожа кровью залита, а сам догонять и в куча-мала с размаху бросился. Маленький, рыжий, а смотри-ка – злой!

– Кхм. Ясно. Капрал Иванов! Бери с собой Жорика и Ерему. Пойдем доставлять трофей начальству. Сашка, тебя не возьмем, уж не обессудь, видок у тебя, кхм, не самый нарядный.

А дальше… Я поморщился от воспоминаний.

Доставили вчетвером француза обратно к нашей полянке, где майор Небогатов и выводок офицериков продолжали гонять нашу роту. Подход Фомина, доклад:

– Во время патрулирования рижского тракта был задержан соглядатай. При попытке остановить оказал сопротивление и попытался сбежать. Силами капральства задержан. При опросе назвал себя шевалье д’Арс. Вот его шпага. При себе также имел бумаги со шпионским шифром и список наших военных грузов. Вот, пожалуйте, – Фомин протягивает майору шпагу француза, а я, повинуясь его жесту, достаю бумаги, найденные мной в подкладке, и большую папку, что Семен Петрович обнаружил в седельных сумках.

Майор кивнул, чтобы я передал бумаги рядом стоящему блондинистому офицерику. Потом оглядел пленного с головы до ног и повернулся ко мне.

– А скажи-ка, солдат, кто его так измордовал?

Я недоуменно пожал плечами.

– А чего с ним церемониться? Шпион же!

Шевалье дернулся вперед, собираясь что-то сказать, но я слегка поддел его ногу и подтолкнул плечом. Француз потерял равновесие и шлепнулся в пыль прямо под ноги Небогатову.

Красиво получилось. Я невольно улыбнулся:

– Ишь какой неуклюжий!

Офицерик уже было открыл рот, но его опередил стоящий по другую руку от майора порутчик Нироннен.

– Взять! Фомин! Плетей, немедленно!

Это, наверное, какая-то ошибка. Почему-то взяли не валяющегося в пыли шпиона, а меня. Ага, Ефим лично и взял. Технично так заломал руки за спину. И Ерема ему с другого бока помогал. Хоп – и я даже дернуться никуда не могу. А они, с кем я из одного котла ел, тащат меня к бревну на краю нашей учебной полянки.

Плетью бил тоже Ефим. Добровольцем, небось, вызвался. Крестный, м-мать его…

Скрипнула дверь. Неловко шаркая ногами, прошел старый лекарь. Я его помню по тому медосмотру, что нам весной устраивали. Подошел, наклонился, посмотрел мне в глаза. Кивнул каким-то своим мыслям. Откинул простыню, которой я был накрыт, ощупал своей холодной рукой от шеи до копчика. Спина отозвалась на прикосновения ноющей болью и острыми прострелами, когда он отклеивал повязки, лежащие на ранах.

– Неплохо… хм, даже хорошо, – пробубнил себе под нос лекарь. А потом в полный голос: – Семен! Иди, навещай своего парубка. Оклемался солдат. Заодно накормишь, раз пришел.

По полу затопали тяжелыми солдатскими башмаками, и раздалось знакомое ворчание Семена Петровича:

– Вот и хорошо. Вот и славно. А мы сейчас бульончика куриного покушаем, да? Давай-ка вот на тюфяк сядем, голову приподнимем аккуратненько, ага?

Я пытался зыркать на него с ненавистью и изображать своим видом разъяренного Стивена Сигала, но получалось лишь нечто вроде писка мокрой мыши. Да и запах бульона отвлекал от мыслей об уничтожении мира.

– Кипятишься, да? – спросил меня старый солдат через четверть часа.

Бульон закончился, я расслабленно повалился грудью на большой скомканный тюфяк, а «дядька» нашего шестака степенно раскуривал только что набитую махоркой трубку.

– Ну, кипятись, кипятись. Ненавидишь всех, небось. Как же так, ты ж герой, а тебя вот так вот, да? – глянул из-под седых бровей Семен Петрович, кивнул своим мыслям и продолжил: – А оно вот так, Жора. Ты вот скажи, зачем тебе вообще энтот шпиён дался? Это твоя печаль? Ты что, самый умный, тебе больше всех надо? Пусть бы им занимались те, кому следует. А твое дело маленькое – подальше от начальства, поближе к обозу. Так ведь?

Я помолчал немного. После еды казалось, располосованная спина уже не так чешется. Наступило некоторое умиротворение. На какой-то момент закралась мысль: и правда, зачем оно мне все? Кормят, поят, жить есть где… пока не закопают. Вспомнил лицо этого дворянчика, и ненависть нахлынула снова. Какого черта?

Я выпрямился, насколько позволяла поза, глянул в глаза старому солдату и как мог уверенно ответил: