Олег Борисов - Кровь [litres]

Солнечный лучик пробрался в щель между занавесками и поймал пляшущие в воздухе пылинки. Повернувшись на другой бок, Ягер почесал нос и неожиданно понял, что уже проснулся и даже выспался. Вроде и не налегал вчера на медовуху, но усталость с дороги и гонка с ветрами на перегонки свалили вечером будто подрубленное дерево. Но теперь можно и подняться. Перекусить, по дому чем помочь. А вечером в баню сходить и еще раз посидеть, но уже без такого размаха. Все же на следующее утро снова в дорогу.

Пообедав, капитан остался сидеть за столом, разглядывая постаревшую мать. Вроде и весточки пересылал при возможности, что жив-здоров, а все равно: сильно эти пару лет на ней сказались. Все эти попытки найти счастье в других краях, беды и невзгоды, навалившиеся разом. А старший сын, опора и надежда, никак не вернется к родному очагу.

– Ты хоть бережешь себя? – не удержалась от вопроса женщина.

– И сам берегу, и команда не дает зря головой рисковать. Я же теперь один из лучших капитанов ярла, вожу большие корабли. В гости ее саму доставляю, домой возвращаю. Сейчас вон посольство полетит в Боргеллу. Месяц-два там и обратно. Снова заскочу по дороге назад.

– А не опасно? Говорят, новый король там зол шибко на вас, никак поражения простить не может.

– Руки у него коротки. Может, и будет в спину шипеть, но за нами теперь такая сила стоит, что побоятся даже в лицо что сказать. Поэтому не волнуйся, вернемся без приключений. Заодно и мир заключим, куда как спокойнее на границе станет.

– Мир, это хорошо. У нас хоть тут через одного все в родне с «сыроедами», но опасаются. Раньше за это могли по хребтине перетянуть, а не дай бог старая власть вернется, так обязательно всем припомнят.

Усмехнувшись, Ягер подцепил на кончик ножа гриб из миски и отправил его в рот. Вроде бы сыт, а все равно пожевать тянет. Да и со стола разносолы так и не убирали.

– Эти земли теперь навсегда за Алрекерой будут. Как бы с другой стороны ни грозились, а прошло их время. Теперь мы здесь встали и уже никуда не уйдем.

Прожевав, юноша задумчиво расправил полоску усов и осторожно спросил, начиная трудный для него разговор:

– Не обижает дядька хоть? А то мало ли…

– Ты что, даже не вздумай и говорить такое! – мать хлопнула сына по подставленной руке полотенцем. – Он из наших запасов даже брать ничего не хочет, старается все помочь и с продуктами, и по хозяйству. Мы и сами справляемся, но за ним, как за каменной стеной! Так что – нечего волноваться, здесь мы у своих, горя не знаем.

– Я просто что подумал… У меня двое пацанят прибилось в команду. Сверр и Толла, по десять лет каждому. Семьи у них сгинули, когда абордажники границу выжигали, вот и мыкаются по разным углам. Их бы давно взяли к себе другие семьи, но парни упрямые, как медвежата, что в голову вобьют, так топором обратно не вырубишь. Хотят стать воинами, в походы ходить. Я их пока у себя держу, но им еще вырасти чуть-чуть надо… Я попросить хочу, мам. Придержи их у себя три-четыре года. Пусть поживут тут, немного оттают в домашнем тепле. По хозяйству помогать будут, читать-писать сестры их пусть поучат. А как время подойдет, так и видно будет.

Присев на табуретку, женщина прижала ладонь ко рту и подавила удивленный возглас. Все же просьба была для нее совершенно неожиданной.

– Я не против, сынок, пусть остаются. Правда, как им самим-то в чужой семье будет? Нет, я их как родных приму, просто чтобы им куда бежать не наладилось. Сам знаешь, без родных тяжело у чужих-то людей…

– Не волнуйся, парни бегать не будут. А семья им нужна. И мне кажется, что моя семья для них будет куда лучше, чем угол в стойбище где-нибудь в снегах.

Поднявшись, Ягер поцеловал мать в макушку и прошептал:

– Спасибо… – Затем выглянул во двор, нашел взглядом кого-то из команды и приказал: – Баламутов сюда позови!

Через минуту в комнату ввалились двое пацанят, похожих друг на друга в ладно подогнанных куртках, поясах с притороченными короткими мечами и метательными ножами на узких кожаных лентах перевязи. Полюбовавшись на их настороженные лица, Ягер спросил:

– Кто я для вас?

Переглянувшись, парни хором ответили:

– Ты – разящий меч Алрекеры, нашего ярла! Ты – наш капитан!

– Желал ли я вам зла когда-нибудь?

– Нет, Фьйода!

– Тогда я скажу, что вас ждет, а вы сами выберете… Ярл приказал всех молодых матросов с палуб вернуть на землю. Учить вас будут, профессии разные давать. Тем, у кого семьи нет, найдут кого-нибудь из охотников на заставах или в поселках на дальних островах. Завтра мы возвращаемся в Хапран за посольством, я должен вас там оставить… Нечего так на меня зло зыркать, это не мой приказ… Но я предлагаю еще один вариант. Вы перед командой клялись, что хотите стать воинами и сами потом будете драккары водить. Через месяц здесь рядом пограничную заставу будут ставить, там мой хороший знакомый старшим назначен. Отсюда на лыжах меньше получаса бежать. Я за вас слово замолвлю, сможете каждое утро там заниматься. Меч, копье, лук, арбалет. Все, что воину знать полагается. А еще будете у моей матери в помощниках. Станете моими побратимами и защитниками моей семьи. Три года вам сроку, чтобы в силу вошли и основы выучили… Сестры научат вас читать и писать, а то в буквах путаетесь до сих пор. Я буду прилетать, смотреть, какие у вас успехи. А через три года можно будет уже вас в экипаж взять матросами… Что скажете? Нужно время до вечера подумать?

Мальчишки переглянулись, потом один из них поднял правую руку и хрипло произнес:

– Быть твоим побратимом честь для нас, капитан! Мы дождемся, когда ты снова позовешь нас на палубу драккара!

Обняв за плечи бывших сирот, Ягер посмотрел на мать и улыбнулся:

– Вечером тогда обряд проведем, команду призовем в свидетели. А сейчас позовем остальных и будем знакомиться. Теперь это ваш дом, это ваша мама. А я ваш старший брат. Да будет так…

Синий от холода коротышка с ужасом разглядывал белоснежную даль перед собой. За спиной у него возвышались склады, сараи и кое-как расчищенная площадка для посадки кораблей. А впереди, насколько мог зацепиться взгляд, простиралась ничто. Даже не так – Ничто, с огромной, промороженной до зубовного скрежета огромной буквы, которая своим существованием показывала всю тщетность борьбы с окружающей природой.

– Проклятые дикари! Как можно тут вообще существовать?

Проскрипев снегом, рядом появился еще один имперский чиновник, так же закутанный по самую макушку в гору меха. Зло сплюнув, мохнатый «снеговик» поделился услышанными вчера сведениями. То, что до разговора и сам не имел никакого представления об окружающих его землях, он уточнять не стал: