Александр Андронин - Корпоративное бессознательное [litres]

– Какие импланты? – Кеорт очень старался говорить спокойно. Лоб почему-то покрылся испариной. – У меня их нет.

– Врёшь. – Специалист по конкуренции смотрел так, будто видел его насквозь. – Ты прикидываешься простаком, но я всё замечаю. В каких операциях ты участвовал? Какая у тебя специализация?

– Я инженер-механик добывающих объектов, – ответил Кеорт, и ему сразу стало чуть легче дышать – честный ответ успокаивал. – Я работал на комбинате Ковенгорт…

– Врёшь, врёшь. – Эгер махнул рукой. – Я помню, как ты шел за мной тогда, на заводе, ночью. Очень тихо. В темноте, без освещения. Я думал сначала, что с тобой будет сложно, что ты будешь шуметь, но ты крался как тень.

– Это была наша территория. – Кеорт начал объяснять, но тут же понял, насколько неубедительно это звучит: «Магнум» занял завод совсем недавно, и Кеорт ни разу за всё время не выходил из барака ночью.

– А еще я видел, как ты стреляешь. – Эгер словно не слышал Кеорта. – Точно в лоб. С двадцати метров, навскидку. Из хренового пистолета, который ты в первый раз взял в руки, – он сделал движение, будто выстрелил из пальца. – Сработано быстро и чётко – механики так не умеют. У тебя установлены модификации, не иначе.

– Я инженер-механик. – Кеорт наклонил голову, поглядел на Эгера исподлобья. – До этого… инцидента я стрелял только два раза, на общей подготовке. Это была случайность.

– Это модуль «рука-глаз», – произнёс Эгер. – В зрительном центре мозга. Именно он позволяет так быстро и точно стрелять навскидку и обеспечивает захват движущейся цели. Такие часто ставят снайперам. С ним практически невозможно промахнуться, из чего бы ты ни стре…

– Я повторяю: это случайность. У меня нет никаких…

– А еще у тебя адаптивные зрачки. Они дают расширенный диапазон восприятия и ускоренную аккомодацию. Ты моментально приспосабливаешься к смене освещения и к изменению дистанции до цели. Поэтому ты можешь смотреть на солнце и при этом не слепнешь.

Он постучал себя пальцем рядом с глазом.

– Адаптивные зрачки. У меня такие же.

В солнечном свете сверкнула тонкая металлическая кайма вокруг радужки у него в глазу.

– Не очень похоже на правду, – сказал ему Грин. – У него железок в глазах не видно. В отличие от тебя.

– Другая модель или новая технология. – Эгер, не отрываясь, смотрел Кеорту в лицо. – Но я прав. Именно модифицированные глаза позволяют тебе так хорошо видеть в темноте.

У Кеорта между лопаток пробежал неприятный холодок. До этого момента он принимал всё как данность – он видит в темноте, там, где другим нужно освещение. Это его особенность, она была всегда, наверное, с самого рождения. Так давно, что он перестал её замечать.

– Того беднягу, которого ты застрелил, звали Виктор Тимо, – сообщил Эгер. – Мы называли его Вик.

– И что? – спросил Кеорт.

– А ничего, в этом и дело. – Эгер ухмыльнулся: Кеорт невольно ему подыграл. – Это как раз неправильно. Если нонкомбатант кого-нибудь ликвидировал, то его, как правило, интересует, кого именно. Ну, там, «я ведь отнял у него жизнь», и всё такое. Я даже думал сначала, что это твоё… – Он покрутил пальцем у виска. – Я думал, это ты так переживаешь. Но нет. Эти твои приступы… это что-то другое.

– Сотрудник рабочей специальности на ликвидацию не способен, – сказал Грин. – Для инженера такое противоестественно. Я видел работяг, которым пришлось участвовать в поглощении… если им и удавалось кого-то ликвидировать, они потом сами мало на что годились. Именно поэтому сюда присылали таких, как мы – специалистов.

– А тебя вообще не волнует, что ты человека застрелил, – сказал Эгер. – Это отношение обученного специалиста, но не механика.

Кеорт скривился от разгорающейся в висках боли. Версия Эгера начинала звучать до тошноты убедительно: он действительно ни разу не вспомнил о человеке, которого застрелил – только о своих ощущениях в момент выстрела. Сам убитый в памяти просто обозначался словом «цель».

«Отношение обученного специалиста. Звучит… логично».

Он полез в карман за таблетками. Упаковка ускользала от пальцев, мечась по внутренностям кармана. Воздух стал невыносимо жарким, струйка пота пробежала по скуле.

Эгер наблюдал за ним с нескрываемым торжеством, словно он только что успешно доказал сложную теорию.

– Оставь ты его, – сказал Грин. Он потёр вспотевшую шею под подбородком, чуть повыше нагрудной бронепластины. – Не дави. У него, похоже, без тебя проблем хватает. Нам пора идти, – он кивнул на гряду впереди.

– Пора. – Эгер поднялся, забросил рюкзак на плечо, оглянулся на Кеорта. – Ты всё равно мне расскажешь, кто ты на самом деле. Захочешь ты этого или нет. А пока что…

Он снова постучал себя пальцем рядом с глазом. Жест выглядел многозначительно.

Они двинулись в путь. Два паломника, один пленник. Старая дорога, гряда гор в зелёной дымке впереди.

«Ты расскажешь мне, кто ты».

Вопрос крепко засел у Кеорта в голове, попал на благодатную почву и захватил все мысли. Шагая вслед за Эгером и Грином, Кеорт пытался найти ответ, который удовлетворил бы его самого.

Устойчивая картина мира, собственное мировоззрение, ощущение своего места в этом мире – всё это вдруг показалось шатким и ненадёжным, как карточный домик, из основания которого пытаются вытянуть карту.

Посреди жары откуда-то потянуло холодом. Пытаясь удержать карточный домик от разрушения, Кеорт начал выкапывать из собственной памяти факты. С самого начала.

Мать, Далия Квинт. Постоянный член исследовательских экспедиций, штатный врач. Из одной такой экспедиции она вернулась на Землю беременной, и двадцать шесть лет назад на свет появился мальчик по имени Кеорт.

Отца он никогда не знал – обычное дело для детей дальнего космоса. Мать никогда не говорила о нём. Скорее всего, потому что сама мало знала об этом человеке.

Мать пропала в очередной экспедиции. Вместо неё пришла единовременная выплата от компании – пенсия по случаю смерти. Ему было тогда четырнадцать.

Что ещё можно вспомнить?

Как поступил в университет корпорации. Что надеялся узнать, где и как она погибла. И что ничего не узнал. Конфиденциальная информация.

Что компания за годы обучения и работы стала его единственной семьёй – как и для всех, кто учился и работал рядом с ним.

Как отправился на планеты переднего края. Потому что был нужен там. Как после нескольких планет прибыл на Терну-31. Как продолжал работать здесь.

Шахта «Менехон». Он проработал там полтора года. Самое яркое воспоминание – то, как он пробирался через сеть природных пещер, пытаясь разыскать пропавшую группу шахтёров. Каким оторванным и одиноким он себя чувствовал, действуя по собственной инициативе: руководство объекта объявило шахтёров погибшими, а поиски – нецелесообразными; к счастью, он ушёл в пещеры до того, как узнал о приказе прекратить поиски.