Дмитрий Даль - Археолог [litres]

Товарищ Комиссар отправил Крокодила и Смолякова в обход крепостной стены. Смолякову приказал накрывать поляну, да расписать «кинга», пока мужики с улицы не пришли. За картами и домашней плодово-ягодной настойкой на дежурстве бойцы привыкли коротать дежурство. Смоляков, мальчишка еще, ему бы в институте учиться, а не у бандитов шестерить, тут же принялся ревностно выполнять приказание командира.

Товарищ Комиссар достал из-за пазухи боевой нож «Каратель» – до Катастрофы такие лезвия были на вооружении у фээсбэшников, Керосину же в свое время удалось прикупить его по случаю у одного мародера – и посмотрел на часы. Половина девятого вечера. До назначенного времени оставалось всего ничего. Он спрятал нож в рукаве.

Мужики вернулись довольные с улицы. Крокодил рассказывал какой-то бородатый анекдот про русского, американца и еврея. Козырев ржал. И от обоих сладко пахло травкой. Похоже, бойцы накурились на улице марихуаны. Траву можно было легко достать в городе, да и, зная канал поставок, можно было прикупить в «Трех соснах» оптом по дешевой цене, чем бойцы пользовались, затариваясь на всю бригаду. Правда, то было до разгрома «Трех сосен» и до того момента, как Костя Хромой остался без работы. Но у мужиков еще оставался запас со старых времен. Во времена Керосина курение травы на дежурстве не наказывалось, а товарищу Комиссару так это вообще на руку – проще будет глотки резать.

Без десяти девять из штаба позвонили, и дежурный задал стандартные вопросы согласно протоколу. Товарищ Комиссар, искусно подделав голос Керосина, ответил на них, потом положил трубку и вернулся к столу, за которым сдавал карты Смоляков. Крокодил снова травил бородатый анекдот про изнасилование уборщицы с финальной фразой «Здесь намыто». Козырев усиленно боролся со сном.

Товарищ Комиссар схватил Смолякова за голову, дернул на себя и перерезал ему горло. Никто ничего не успел сообразить. Смоляков захлюпал кровью, попытался зажать руками перерезанное горло, но это было бессмысленно. Кровь залила стол, карты и лист с росписью игры. Крокодил застыл на последней фразе анекдота. Так он и умер. Товарищ Комиссар навалился на стол животом и воткнул ему в горло нож, а затем быстрым движением чиркнул по горлу Козырева.

Три удара – три смерти. Четкий отработанный маневр, выполненный на автомате. Товарищ Комиссар ни в чем не ошибся. И никто из его жертв не издал ни единого звука, что мог бы предупредить часовщиков и поставить весь завод под ружье.

Товарищ Комиссар вытер нож о спину Смолякова и спрятал его в кармане куртки. После чего направился на улицу.

Строго в назначенное время он открыл ворота и отошел в сторону, наблюдая, как одна за другой машины масловцев заезжают на территорию завода. Керосин не собирался участвовать в грядущей бойне, такого же мнения придерживался и товарищ Комиссар. Он просто стоял в стороне, когда масловцы начали бойню.

Ворота на территорию бывшего завода «Чайка», а ныне охраняемую крепость часовщиков находились на Северной улице. Открыли их точно в назначенный час. Одна за другой боевые машины масловцев въехали на территорию, и тотчас началось десантирование боевиков. Они рассредоточились по заводу, занимая выгодные позиции для ведения боя, и все это без лишнего шума, люди передвигаясь словно призраки. Часовщики сперва на них внимания не обращали. Ворота открыли – значит, приехали свои, для чужих ворота никто открывать не будет. Когда же кто-то умный разобрался, что снаружи творится какая-то дичь, и врубил сирену, машин шесть с десантом уже были на территории, и новые машины все продолжали прибывать.

Сармат со своими людьми как раз въезжал на территорию завода «Чайка», когда раздались первые выстрелы. Еще несколько минут назад вечернюю темень разрезали только одинокие фонари, а тут всполохи выстрелов порвали ее в клочья, а потом часовщики включили прожектора.

В бригаде Сармата имелось четыре транспорта, загруженных вооруженными людьми. В головной машине ехал сам Сармат на сиденье рядом с водителем. На коленях он держал автомат и не сводил взгляда с дороги, про себя же отчаянно молился, чтобы смерть миновала его сегодня, чтобы все получилось так, как они задумали. И смерть, правда, миновала его, по крайней мере в самом начале боя. Пуля пробила лобовое стекло и ударила водителя в грудь, бронежилет выдержал удар, водитель только поморщился и зашипел от боли – похоже, ребра дали трещину. Но следующая пуля клюнула его в голову. Кровь хлынула на лицо, водила завалился на левый бок, выкручивая руль, и машину резко занесло в сторону. При этом он продолжал усиленно жать на газ, отчего машина стала резко набирать скорость. В кузове ребята отчаянно матерились, стараясь не вывалиться. Сармат попытался перехватить руль, но водила крепко его держал, уводя машину влево. Сармату все же удалось отпихнуть водителя от руля, выровнять движение и остановиться.

Когда Сармат вывалился на улицу, вокруг уже кипел бой. Из кузова посыпались его бойцы, громыхая амуницией, и тут же разбежались в стороны, чтобы на открытом пространстве не угодить под раздачу. Мимо вжикнула пуля, пробив стекло в двери в сантиметре от Сармата. Он тут же рванул в сторону, завернул за машину и столкнулся с Весельчаком, который стрелял по кирпичному заводскому зданию, где, судя по всему, укрылись часовщики. Они отвечали ему взаимностью.

– Ну, наконец-то потеха! – довольно осклабился в улыбке Весельчак.

Последние годы выдались сытыми и спокойными. Разовые стычки то с артельщиками, то с часовщиками в расчет не брались. И все уже успели отвыкнуть от того, чем пахнет война. А она пахла сырой землей, железом, потом, дерьмом и кровью. И еще она отчаянно воняла страхом, причем запах этот шел и с той, и с другой стороны. От него нигде нельзя было укрыться. Люди боялись, но, несмотря на страх, сражались с упорством слепых баранов. Но были и те, кто, поддававшись страху, бежали.

Первый свой бой Сармат принял почти десять лет назад. Ему тогда было без малого тридцать лет. Он приехал в деревню к маме с намерением уговорить ее перебраться в Углич. Потому что после Катастрофы жить в деревне, в особенности если она не охранялась вооруженными отрядами или бойцами местной самообороны, становилось опасно. А откуда в маленькой деревеньке Чайково, где и до Катастрофы было четыре двора, где жили в основном старики да с десяток дачников летом, как правило из москвичей, взяться отряду самообороны. Один дед с охотничьим ружьем, из которого в последний раз стреляли в эпоху коммунистического застоя, деревню не спасет. Полтора года, несмотря на это, матушка Сарматова в деревне все же прожила. Спасало, что деревня была в сфере влияния масловцев, где тогда начал службу Сарматов, и патрули время от времени заглядывали в Чайково.