Алексей Ноунэйм - Два пламени [litres]

Дерево рухнуло не на меня, но одна ветка четко прилегла на ногах. Не знаю, как, но в землю я смог углубиться – видать, очень хотел. Ноги мне не переломало, но прижало.

Выбирался я долго, чувствуя все нарастающую тревогу. Пытался даже торопиться. Угу, одной рукой и извиваясь, когда на каждое движение тело отзывается жгучей болью. В глазах уже сплошная пелена. Но я выбрался. Вот только сил больше ни на что не было.

Ко мне шли мои враги. Я их узнал. Они узнали меня раньше – думаю, когда боролся с туманом из теней. Они приближались. Стая волков – одиннадцать штук. А я не смогу никуда уже забраться и идти никуда не смогу. Они уже рядом. Обходят поляну и заходят сзади. Осторожничают. Мне стало смешно – сейчас меня пальцем уронишь, а они осторожничают. Они уже могут броситься и разорвать меня, но почему-то медлят.

Я понял, почему. Я получил сильный удар по мозгам, и одновременно они все бросились. Время у меня течет странно – рывками. То еле ползет, то летит. И вдруг почти застыло. В душе меня разбирал смех. И это удар?! Да после теней это просто смешно. Я вспомнил огонь, что был в моих мозгах. На какой-то волне вдохновения я передал этот огонь им всем сразу – не жалко, я поделюсь. Такие ощущения если раз получил, не забудешь никогда. Пусть они тоже помнят.

Плечо больной руки рванули клыки. Больно. Но больше атак не было. Я прислушался к ощущениям. Волки были мертвы. Вся стая. Только вожак успел меня рвануть за плечо. Я точно знал, что это вожак меня достал. Он самый сильный, боролся. Он умер не сразу. И уже умирая успел меня достать. Достойный враг. Я нашел взглядом его тело и склонил голову. Растворился сознанием в лесу и отдал дань уважения вожаку. Так, чтобы лес услышал меня: «Достойный враг, был вожаком и, даже умирая, подтвердил свое право им быть! Легкого посмертия, враг». Я был уверен, что мой посыл куда надо дойдет, и кому надо, тот его услышит. Вот только я не знал, куда это – куда надо, и кто должен услышать. Ну, да у меня еще адреналин в крови играл и мозги в норму не пришли. А может, просто шиза. Моя шиза, как хочу, так и пользуюсь!

Ну вот, вроде еще жив. Но если так и буду лежать, то стану мертвым. Кое-как усевшись, я стал оглядываться. Странно. Прислушался к лесу. Действительно странно – трава около волков была мертвой. И все, что в ней было, тоже уже мертво. Вокруг меня нет ни единого жука или букашки – я чувствую, как они улепетывают как можно дальше от этого места.

Это что ж такое в тенях, если я лишь частью их силы такое натворил? Я прислушался к себе. Ничего не пойму. Тогда попробовал раствориться в себе. Не сразу, но получилось. Я велел раствориться в лесу? Но я часть леса. Они растворились – и в лесу, и во мне. Во мне осталась их большая часть. Видимо, я взял ровно столько, сколько мог в себя вместить, а излишек отдал волкам – слишком много я в себя вобрал, такой кусок не переваришь. Почему же так много отхватил? Я был ближе, и у меня была уже связь с тенями в этот момент. Остальное по крупинкам растворилось в джунглях. Не выходя из этого состояния, попытался почувствовать лес. Нашел крупинки побольше, постарался понять. Понял. Что-то мне легче не стало – появился новый вид змеек, старые противоядия не помогут. Укус, сильное жжение с парализацией, паралич, смерть. Что ж я такое сотворил-то? Это только одна крупинка. Мне стало как-то нехорошо. Вспомнил слова Гора: «Наше рождение всегда связано с чем-то неблаговидным, смертельным. Каждый раз, когда кто-то рождается или набирает силу, мир становится опасней». Только теперь я полностью понял, о чем он тогда говорил. И до меня дошло, почему никто не рассказывает о том, как он стал выжлятником или усилился. Я все понял. Стать сильнее можно, только впитав чужую силу того, кто сильнее тебя. Впитав силу слабейшего противника или равного, ты не станешь сильнее, это не складывается. Можно только отнять. Отнять, сколько сможешь забрать. А то, что не влезет, надо отдать природе. Или человеку, но только если он тоже может от твоей подачки усилиться, тогда он примет. Или примет и умрет. Не всякий дар можно вынести – я видел в лесу множество потухших искорок, не выдержавших дар. Рысь вела меня потому, что ей надо было кому-то отдать лишнее, которое она не могла принять в себя. Я подошел. Но я все равно ей благодарен, могла дать не спрашивая, и я бы умер сам. Она же со мной возилась, как с котенком. Спасибо, Мурка.

Не буду комплексовать или в чем-то винить себя. Я понимаю, что от моего дара многие люди теперь умрут. Змеи быстро размножаются. Как и гибнут. Эта змейка сильнее стала, она выживет. И где-то встретится с человеком, которому теперь не поможет антидот.

А ведь есть еще разные букашки и прочая гадость. А где-то лишайник маячит на периферии сознания. Вот так изменяется этот мир. И еще. Измениться можно только в схватке – на грани жизни и смерти. Только так.

История про охоту на питона стала предельно ясна. Кто-то заснул на дежурстве. Сделал то, что нельзя делать на посту никогда и ни в одном из миров. Он просто заснул. Проснулся, лишь когда друг уже подходил к ловушке. Питона он смог почувствовать, но догнать не успевал. Это был его лучший друг. И он встал перед питоном своим сознанием. Принял удар на себя и выпил силу удара. В себя вместить все не мог, и остальной удар ушел в друга. Разум товарища был уже слаб – тот уже проиграл свою схватку. Товарищ умер. Питон тоже.

Оплошавший мужчина стал выжлятником, причем сильным. Заплатив жизнью своего товарища. У всего есть цена, за все надо платить. Он заплатил, но не собой. Где-то рассказал свою историю, и вот уже охотники берут того, кого не жалко в расход – рисковать собой они не хотят. Ставят его под удар, а сами с безопасного расстояния убивают питона. Но они не ставят на кон свою жизнь, они вообще не хотят рисковать. Они не становятся выжлятниками, и где-то гибнет еще один новичок. Хотя когда-то и они нарвутся: новичок победит, но умрут уже все охотники – тут нельзя выжить, не поставив на кон свою жизнь. Все просто. Это вообще простая планета. До дрожи в ногах простая.

У каждого из выжлятников стоит сзади такая история. Об этом не рассказывают. И я понимаю, почему. Со мной было несколько иначе, и я долго не мог понять суть. Со мной так не боролись, но я тоже поставил на кон свою жизнь и мог принять дар. Поэтому я жив. Но рассказывать я ничего никому не буду. Даже в моей истории грязно. А сейчас я вообще разлил в округе кучу дерьма.

Не скажу, что знания меня порадовали. Но надо заняться собой. Еще раз и еще глубже растворяюсь в себе. Ноги. Правая ступня – трещина. Заращиваю. Что-то выходит. Медленно, но выходит. Разными способами пытаюсь ускорить процесс. Не получается. По наитию пропускаю свой огонь через трещину. Заросло. От неожиданности вываливаюсь из этого состояния. Пытаюсь войти еще раз – ничего не получается и жутко хочется есть. Все мысли забиваются голодом. Достаю пайки – это не быстро. Но вот извлек. Сметаю все один за другим, и только потом понимаю, что это моя еда на двенадцать дней. Есть больше нечего. Но глаза жутко слипаются. Нет, без присмотра один я тут погибну, кто-нибудь схарчит. Делаю над собой усилие и ищу Мурку. Не могу найти. Тогда просто зову и прошу о помощи. Услышала меня она или нет, не знаю – я уже сплю.