Сергей Антонов - Метро 2033: Высшая сила

– Ложись!

Кипяток швырнул в толпу подбегавших психов гранату. Взрыв разметал чудиков. Однако и сам Леха, зацепившись ногой за толстую ржавую цепь, не успел сгруппироваться и получил приличную оплеуху от взрывной волны. Его отшвырнуло на несколько метров.

Томский лежа выпустил несколько очередей. Оглянулся. Корнилов успел подняться по ступенькам крыльца, несколькими ударами приклада вышиб створку одной из трех дверей и скрылся в дверном проеме.

Толик опустошил магазин, стреляя с колена. Атака психов захлебнулась. Томский подбежал к распластавшемуся на плитах Кипятку, рядом с которым уже стоял Добровольский.

Они потащили не подающего признаков жизни Леху к крыльцу. Вездеход и Громов прикрывали их огнем, добивая разбегавшихся в разные стороны чудиков.

На крыльцо вышел Корнилов.

– Тихо там. И темно, как у негра в жопе!

Когда Кипятка втащили в помещение и уложили на мозаичный пол, Макс, расстегнув комбинезон, вытащил из многочисленных накладных карманов своей куртки моток проволоки, несколько хитрых крючков и быстро и профессионально соорудил у входа растяжку.

Томский снял с Лехи противогаз, похлопал его по щекам.

– Эй, Кипяток! Ну хватит выламываться! Ты ж крепкий мужик!

Леха открыл глаза, посмотрел на Толика.

– Мы на месте? Психи отстали?

– Ага. Ты как?

– Ничего не слышу, – пожаловался Кипяток. – Голова страшно болит и… Подташнивает.

– Контузия, – констатировал Юрий. – Возись теперь с ним…

– Ладно. Пусть здесь полежит, пока осмотримся. – Томский включил фонарик. – Вот черт. Зачем они это с окнами сделали?

Не только окна, но и все отверстия, через которые во дворец мог проникать свет, были тщательно заклеены вырванными из книг листами бумаги и даже разрезанными на части, прибитыми гвоздями ковровыми покрытиями.

– А зачем слепым свет? – Корнилов вслед за Томским принялся водить фонариком по стенам. – Им и так все в кайф…

– В Стране Слепых и кривой – король, [13] Г. Уэллс, «Страна Слепых». – задумчиво произнес Громов. – Поднимаемся на второй этаж?

– По этой лестнице?

Томский осветил ступени помпезной двумаршевой лестницы с деревянными перилами.

– Нет, Анатолий, это – знаменитая Шохинская лестница. Она ведет в Екатерининский зал, где когда-то проходили все важные правительственные мероприятия. Мы поднимемся по другой лестнице, в Екатерининском зале нам делать нечего.

– Это я решаю. Юра, Коля, Данила, посидите с Лехой. Макс, взглянем на Екатерининский зал? Минута. Туда и обратно.

– Вообще-то следует поторопиться, но… Мне, честно говоря, тоже интересно увидеть это место. Когда еще в Кремль попаду?

– А вы разве не москвич?

– Гм… По-моему, как раз москвичи не всегда бывают там, где, по мнению иногородних, они обязаны бывать. Утрированное, знаете, понимание статуса коренных москвичей.

– Я тоже – коренной, но до Катаклизма видел Кремль только снаружи. Тут вы правы. Нет худа без добра. Хоть сейчас, да приобщимся к истории.

– Боюсь, как бы не влипнуть в эту историю…

Толик и Макс двинулись к лестнице.

– Думаю, фонарики лучше выключить, – предложил Добровольский. – Пусть глаза привыкают к темноте.

– М-да. После Кремлевского дворца… лучше себя не афишировать. Места здесь, прямо скажем… С изюминкой!

Адаптироваться к темноте пришлось достаточно долго. Мрак, царивший в Сенатском дворце, можно было смело называть кромешным.

В конце концов Толик и Макс стали подниматься по лестнице, держась за перила.

Свыкнувшись с теменью, Томский уже различал предметы и оторвал руку от перил, чтобы вовремя воспользоваться автоматом. Ничто не предвещало опасности, однако Толик чувствовал: что-то вот-вот должно произойти. Добровольский, судя по всему, тоже ждал сюрпризов: он вытащил свой меч из ножен.

Одна из дверей, ведущих в Екатерининский зал, была гостеприимно распахнута.

Макс остановился.

– Вы слышите это?

Толик остановился, кивнул. Да. Он слышал. Шуршание. Монотонное и равномерное. Странный этот звук доносился из глубины зала для торжественных приемов. Сквозняк шуршит бумажным мусором? Не похоже… Нет здесь ни света, ни сквозняков.

Анатолию вдруг захотелось умерить свой исследовательский пыл и повернуть обратно. Поздно. Макс первым вошел в зал. Чего доброго, еще подумает, что великий боевик струсил!

Когда Томский нагнал Добровольского, тот уже поднял фонарик и нажал кнопку. Толик был полностью с ним согласен. Только так в прямом и пренесносном смысле можно пролить свет на тайну Екатерининского зала.

Томский не мог больше терпеть неопределенности и набрал полную грудь воздуха, рассчитывая на то, что выдохнет его с облегчением.

Желание Толика сбылось. Он увидел источник шума. Его издавала шариковая ручка, которой водил по листу бумаги сгорбившийся над столом пожилой мужчина с аккуратно расчесанной на пробор седой шевелюрой. Чернила в стержне давно закончились, но человек продолжал вычерчивать на листе невидимые буквы.

Луч света фонарика скользнул по колоннам, громадным люстрам и выхватил из мрака собратьев писателя по перу. За столом устроилось не меньше сорока человек в черных и серых костюмах. Одни были в сорочках и при галстуках. Другие напялили костюмы прямо на голое тело. Все писали. Старательно. Фанатично. Высунув от усердия языки.

Стол и половина зала были завалены бумагой. Исписанной и чистой. Пожелтевшей от времени и еще белой, недавно вынутой из пачек. Сложенной в аккуратные стопки. Смятой в комки и разорванной.

Слой макулатуры уже дошел писателям до колен, но они упорно продолжали свой сизифов труд.

Все до единого были слепыми. Жуткий калейдоскоп из кругов красной, воспаленной кожи вокруг глаз, абсолютно белых зрачков, испещренных коричневыми, извилистыми линиями белочных оболочек.

Самым колоритным в этой компании был безобразный старик, стоявший в центре зала за тумбой для выступлений. Лет восьмидесяти на вид, с огромной головой, казавшейся еще больше из-за желтой лысины, торчащими из ушей жесткими кустиками седых волос, толстыми, мокрыми от слюны губами, он был не просто слепым – разбухшие, водянистые веки приросли к нижним частям глазных впадин.

Строгий его черный костюм был покрыт пятнами розовой жижи. Она же засохла на брюках и босых ногах. Подбородок был тоже испачкан в биомассе, которая бурлила и перекатывалась в стоящем на тумбе графине.

Когда свет фонаря осветил графин, старик схватил его обеими руками, запрокинул голову, разинул рот и с причмокиванием проглотил порцию жижи.

– Уф-ф-ф! Кхе-кхе… З-з-з… Задачи, господа…

Оратор замолчал, старательно откашлялся и вдруг затараторил, как попугай:

– Задачи, которые предстоят, назревшие решения, которые нам необходимо принять, безо всякого преувеличения исторические! Они будут определять судьбу Отечества на десятилетия вперед. Перед нами напряженная работа, которая потребует участия всего российского общества, деятельного вклада каждого из нас, всех ответственных политических и гражданских сил, объединенных искренней заботой о России!