Александр Волков - Цепи грешника

Как и ожидалось, стены рухнули в яму, и в последний момент я схватил Бруну, заметив проход неподалеку и рванув в него что есть мочи.

Мы влетели под высокие сводчатые стены вместе с облаком пыли, и Бруна закашлялась, содрогаясь у меня в руках. Она увидела мое лицо, и остолбенела на манер восковой фигуры. Расширенные глаза, полные ужаса. Я отпустил ее, она плавно сделала пару шагов назад, и произнесла:

— Как ты сюда попал….

— Если бы не я, ты бы сдохла, неблагодарная баба, — грубо ответил я. Она не узнала мой новый облик.

— Т-ты же он, — и она указала на статую в конце зала. Статую, которая выглядела так, как я сейчас. Страшные пустые глаза, длинные когтистые руки, и оскаленная клыкастая пасть.

Я дар речи потерял. Статуи было всего три. Первая — моя, статуя Мортуса, вторая Алландела — ангела, чье лицо закрывала маска, а третья, центральная — статуя Маши с шестью крыльями, которая держала в ладони надкусанное яблоко.

Это вообще как?

— Храм Алландела возвели над подземным святилищем Трех творений, господин, — осторожно пояснила Бруна. И да, существовала у ангельских дев еще одна особенность. Они становились до смерти покорны тем, кто спасал им жизнь. Возможно, такой выход из абьюзивной любви даровала им природа, но обычно никому не позволяли их спасать. Ох, несладко же Бруне придется, когда она увидит меня человеком.

Выбора у нее не было. Не получится пожать руку за добрый поступок и скрыться в закате, как любят делать люди. За доброту Бруна заплатит покорностью, какая бы ненависть ее не одолела. Но спас я ее не по этой причине. Просто спас.

Статуя Маши меня изрядно потрясла. Я смотрел на нее некоторое время, отвесив от удивления челюсть. Это был не подросток, а вполне созревшая девушка, и выглядела она года на двадцать три, не меньше. То есть, теоретически, на территории Антерры когда-то присутствовала ее взрослая версия. Как такое возможно?

— Сколько святилищу лет? — поинтересовался я, не отрывая взгляда от статуи.

— Заклинатели Древа умалчивают, — призналась Бруна. — Но он был тут до появления ангелов. Никто не знает, почему вы рядом с Алланделом, и почему здесь Зверь.

— Любопытно, — ответил я. Что еще сказать? А сказать нечего. Информации как всегда никакой. Только мох на стенах, сыпавшихся от времени. Просто мне в голову камнем рухнул факт, что Маша когда-то была здесь до схода ангелов с Небес.

Ладно, вопросы и выяснения потом. Надо как-то выбраться. Был вариант пробиться сквозь потолок, благо опыт в бурении камня собственным телом присутствовал, да только непонятно, что творилось сверху и где я окажусь. Страшно было зацепить своих. Осмотрелся. К счастью, мой плащ вынесло из соседнего помещения вместе с пылью, а может, кто знает, он сам успел оттуда выползти.

Я накинул его на плечи, и меня облачило легкой броней, которая, кстати, вполне могла уберечь меня, если придется бурить камни туловищем. Но, к счастью, этого делать не пришлось.

— Господин, — позвала Бруна. — Тут есть выход, — она стояла рядом с с небольшой аркой.

Мы поднялись наверх по шумной каменной лестнице, и от выхода подуло ветром, пропахшим гарью и пеплом. Слышались звуки битвы — разборки ангелов с грешниками были в самом разгаре. Я аккуратно приоткрыл дверь и присмотрелся. Мы оказались у площадки, на которой дрались берсерки, а дверь, как я понял, находилась в фундаменте статуи Алландела.

— Сейчас иди к Уильяму и Барвэллу. Человеку, который разорвал цепи.

— Что? — изумилась Бруна. — Вы с ним? Ваши крылья…. — она догадалась, кто я, и стиснула кулаки от безысходности. В суматохе и темноте ей не удалось присмотреться. — Т…. Вы…. — осеклась она, и стиснула зубы. — Лучше бы я умерла!

— Дура ты, — буркнул я. — Цени жизнь, пока она есть. Рано или поздно я ее заберу.

— Я знаю, зачем вы здесь, — процедила Бруна, едва сдерживая слезы. — Вы хотите убить мою мать. Хотите убить Изабэль. Но прошу…. — она рухнула на колени, и сжала в ладонях ткань платья. — Не надо. Она все, что у меня осталось. Вы забрали у меня любовь, но хотя бы маму не забирайте!

Мама? Бруна — дочь архангела? Обалдеть.

— Она жестокая, — Бруна оправдывала Изабэль. — Жестокая, но это Алландел заставил ее быть такой. Знаете, какой доброй она была на Небе? Знаете, как любила смертных и заботилась о них? Прошу…. — Бруна всхлипнула. — Не нужно ее убивать. У меня больше ничего нет!

Я не знал, что ответить. С одной стороны, Таламриэля же удалось перевоспитать. Может, с Изабэль получится сделать так же? Но я сомневался. Судя по характеру, она была только рада тому, кем стала.

— Если она стала человеком, — глядя на Бруну, я говорил равнодушно, — то могу сказать, что ты не знаешь людей. Твоя мать упивается новой ролью. Могуществом. Свободой. Когда был я — была Смерть, и была ответственность за нарушение правил. И мне пора восстановить порядок. Либо твоя мать, либо мир.

«Кого ты выберешь? Меня спасешь, или Лизку?» — в мыслях прозвучал голос Саши Гревцева.

— Я хочу, чтобы уцелели все! — от этого крика у меня в животе похолодело. Бруна напомнила мне меня самого. Заплаканное девичье лицо вызывало жалость в глубине моего сердца, но в облике Мортуса мне трудно было кого-то жалеть. — Я устала выбирать! Одобрение матери, или собственное счастье, любовь или ненависть! — она обратила на меня заплаканные грустные глаза, ее лицо изображало отчаяние. — Почему все не могут быть счастливы?! Когда это закончится?! Думаете, мне нравится, что меня мешают с грязью?! Да я притворяюсь, лишь бы мать могла быть довольна, но она стала другой, и радость ей теперь доставляют мои страдания, а не счастье, потому я вынуждена…. — она сжала кулаки так сильно, что кровь из ладони потекла. — Моя природа из-за Проклятия Греха стала другой! Я не хочу выбирать! Пожалуйста, найдите способ не убивать ее! Вы же смогли спасти Таламриэля. Вы не знаете, какими ангелы были до Алландела! Вы только видите, какими они стали! Мы тоже заслуживаем прощения!

— Ты не понимаешь, девочка, — не хотелось говорить ей правду, но так будет лучше. — Время прощения прошло. Настало время искупления.

«Пошел к черту! Это мое тело, и мне решать, что будет!» — возразил внутренний голос. В момент превращения мы с Мортусом менялись ролями. Нечто слабое и доброе запиралось внутри, а сильное вырывалось наружу. «У нас нет времени развозить сопли, — равнодушно ответил я. — Тебе дороже Маша, или эта девчонка? Не позволяй эмоциям затмевать логику. Эффективнее всего будет убрать Изабэль, а не играть в воспитателя»

«Надо попытаться спасти всех! Хотя бы попытаться! Если не получится — делай что хочешь!» — настаивал голос.

«Ладно, — вздохнул я. — Ты должен понять, что доброта не всегда хороша, а злоба не всегда плоха. Не будет лучшего момента, чтобы показать тебе это. На нас лежит огромный груз, и пока ты будешь мешать нежностями — нам не справиться».