Владислав Цепеш - Проба небес [СИ]

После чего, отослав, сопровождающих её, ассистенток, прекрасная Изабелла устроила мне конкурс откровений.

— И как тебе ночная трапеза, Ичика-сан? — Бодро был задан вопрос в упор. — Понравилось?

— Не понимаю о чем вы, Изабелла-сан.

— Ах, не понимаешь? А это тогда что? — Безошибочно заглянув в тумбочку, она с первого раза нашла мою заначку. Торжествующая улыбка не оставляла и тени сомнения в её осведомленности, но отступать было поздно.

— Предыдущий постоялец забыл? — с честным лицом, предположил я.

Рассмеявшись в ответ, Изабелла поведала мне, что в палате есть несколько микрокамер, которые включили на ночь, чисто на всякий случай. И в них было отчетливо видна вся моя одиссея, вплоть до ночной трапезы, так что отпираться бесполезно. После вдохновленного обличения, во время которого она помахивала многострадальной колбасой, как дирижер — палочкой, мне было сказано, что еще один подобный эпизод и Чифую-сенсей уведомят о моём поведении.

Возмущенный столь наглым шантажом, я вскочил с кровати и подошел к доктору вплотную. Не ожидавшая такой резвости, та отступил на шаг.

— Скажите, доктор, у вас же диплом медсестры есть? — издалека начал я.

От такого заявления та аж поперхнулась.

— Ичика, к твоему сведению, я профессиональный хирург, диплом с отличием. Но причем тут это?

— Притом. Будучи неспособными понять ни механизм выздоровления, ни процессы, происходящие внутри меня, вы все же имеете наглость морить меня голодом. Поэтому, дабы доказать свою дееспособность, я готов хоть сейчас лететь в любой медицинский центр, где опытные врачи сумеют справиться с этой непростой для вас задачей. Что скажете, Изабелла-сан?

Дипломированная с отличием, крепко призадумалась. Спустя примерно минуту напряженных размышлений, она согласилась пойти мне на встречу и назначить досрочное освидетельствование. Судя по скепсису, сквозившему в её взоре, кого-то ждал большой сюрприз.

Но спустя два часа всевозможных проверок, моё чудесное исцеление подтвердилось на практике. При этом, сослаться на сбой аппаратуры или ошибку персонала уважаемой Изабелле не представлялось возможности, ввиду её личного контроля за происходящим. Кроме того её поставило в тупик полное отсутствие шрамов, которые, по её мнению, просто не могли взять и рассосаться (ну никакого воображения у людей).

В общем, не без колебаний, но ей пришлось официально признать моё выздоровление, в форменный балаган.

В то время как мною занимались хирурги, а соперником — инженеры, градус неадеквата на политической арене стремительно рос.

Поскольку данное нападение попирало практически всё, о чем было сказано в Аляскинском договоре, то все наперебой начали искать крайнего, для того, чтобы устроить показательный процесс, но когда из академии пришло официально заключение о том, что установить фирму изготовителя невозможно, плотину благоразумия прорвало напором подозрений.

А как только на заседании стран-участниц прозвучала версия, что самые передовые разработки в области беспилотного доспехостроения принадлежат США, то экстренное мероприятие стало напоминать форумный срачь, где все обвиняли всех и каждый считал себя правым.

По итогу бурных дебатов (местами едва не дошедших до мордобоя) была заключена договоренность о совместном расследовании данного инцидента, и, что неудивительно, никакого прогресса не было по сей день.

Помимо политических новостей, Саша обрадовала меня тем, что за героический подвиг мне отжалеют орден и миллион в придачу, притом, деньги уже начислены, а ценная награда дожидается в ректорате (так или иначе, но меня бы премировали).

На вопрос, — А нельзя ли ограничиться исключительно деньгами, заменив бесполезную цацку еще одним миллионом. — Она, расхохотавшись, покачала головой.

Следует уточнить — в этом мире, японская йена, одна из ведущих мировых валют, так что на тысяч этак восемьсот, британских фунтов, мой миллион вполне тянул.

Помимо перечисленных наград, меня еще назначили почетным студентом академии, что давало кучу мелких, но весьма полезных бонусов.

За всё время общения с Сашей, я не раз успел пожалеть, что моё состояние не позволяет ничего существеннее поцелуев, но напросившись к ней в гости, я дал себе зарок наверстать.

После прощальных объятий и поцелуев, я вынужден был попрощаться с усладой моего сердца, и даже ужин не сумел унять горечь разлуки.

А ужин был такой, что отдать его врагу я бы с радостью согласился.

Спустя где-то час, когда припасы закончились, я решил попробовать встать на ноги. За вычетом небольшой слабости в коленях и легкого головокружения в момент вставания — все было в норме. Исходя из самочувствия, можно было предполагать, что с такими темпами выздоровления мне и трех дней много будет.

С этой радостной мыслью я и лег спать.

Проснувшись посреди ночи, я понял, что так дальше нельзя.

На часах еще не было трёх, но голод был таким, что даже недавний ужин казался желанным. Есть хотелось так сильно, что на минуту меня посетила мысль, чтобы обглодать кустик, мирно стоящий на подоконнике.

Осознавая, что просить что-либо у персонала было бесполезно, так как все равно не дадут, я решился на дерзкий побег, план которого был прост и эффективен.

Выйти из палаты незаметно мне бы не удалось, поскольку дежурная медсестра цербером караулила коридор, но был и другой вариант.

Незапертое окно манило свободой, и оставалось только определиться — куда пойти.

Кафе и рестораны отметались сразу, так как стоит мне там засветиться, да еще в больничной пижаме, как я стану героем еще одной сенсации, но на этот раз сатирической.

Академическая столовая по ночам не работала, автоматы с закусками, вроде чипсов, были внутри зданий, так что максимально приемлемым вариантом было посещение собственной комнаты.

Недолго думая, я открыл окно и сиганул в ночную темень с высоты седьмого этажа.

Остановив свободный полёт призывом доспеха, я устремился по знакомому маршруту, не забыв при этом врубить все, что было из маскировочных средств. Часть из включенного, я вообще впервые видел, но разбираться было некогда. Хотя опция, дающая оптическую маскировку, — мне пришлась по вкусу. Забавно было видеть себя прозрачно-серым силуэтом, неразличимым на фоне ночной листвы.

Тихонько приземлившись на знакомый балкон, я оставил на себе лишь мнемообруч, после чего направился к цели. Режим ночного видения выкрасил все в серые тона, но четкость была просто поразительная.

Спящая, на моей кровати, Хоки, соблазнительно разметалась в первозданной наготе, и дабы не потревожить её чуткий сон, я ступал как можно тише.

И, наконец, я достиг ЕГО, — комнатного холодильника. Радость от долгожданной близости была такой, что у меня аж руки задрожали. Тихонько открыв заветную дверку, я припал к источнику изобилия. Поначалу «закрома родины» поставили меня в тупик, так как хотелось взять всё, но тогда пришлось бы тащить агрегат целиком. Решив, что скромность украшает, я ограничился тем, что рассовал по карманам сыр, чутка лососиной нарезки в пакете и банку крабов, а в руки взял по палке колбасы.