Сергей Извольский - Врата Тартара

— Хельсинки или Рига, ваше сиятельство?

Сразу и самостоятельно отвечать княжна не стала.

«Хельсинки или Рига?» — даже не глянув на меня, переадресовала она мысленно вопрос.

Я же ненадолго задумался. Хельсинки наверняка самолет, Рига скорее всего поезд. Самолет быстрее и дальше, поезд дольше, но ближе и безопаснее.

«Рига»

— Рига, — произнесла Анастасия почти сразу после моего мысленного ответа.

— Прошу, отдайте все ваши идентификационные карты. Их мы отправим через Хельсинки, сбивая следы.

Анастасия в этот раз посмотрела на меня, и я кивнул после совсем недолгого раздумья. Княжна достала из клатча ассистант, выполнявший роль идентификационной карты, а я передал водителю собственную таблетку АйДи, которая выполняла роль ассистанта.

— Счастливого пути, — кивнул водитель и обернулся одновременно с тем, как перегородка закрылась.

Когда машина тронулась, Анастасия некоторое время смотрела невидящими глазами вперед, после перевела взгляд на меня. Вслух разговаривать она не собиралась, но явно намеревалась обратиться ко мне телепатически. Я же на разборки сейчас настроен совершенно не был, что и показал взглядом княжне, демонстративно отворачиваясь к окну.

О расстроенных чувствах Анастасии действительно не думал. Размышлял о том, не зря ли отдал свой личный АйДи, обрубая возможность быстрой связи с Элимелехом. С одной стороны, конфиденциальность личных идентификационных карт гражданам Российской Конфедерации гарантируется Конституций, а подданным Российской Империи третьей поправкой. Но если за княжной охотятся серьезные силы, не стесняющиеся организовывать убийство в центре столицы, значит и правила конфиденциальности им не помеха. На этом уровне законы сами собой пишутся и переписываются, при насущной необходимости.

С другой стороны, на моей стороне тоже ведь не менее серьезные ребята. И я сейчас совсем не об Ольге, чьи люди организовывают нашу эвакуацию из столицы. Скорее о своих старых спутниках, не сильно и маскирующихся. Мне, как чуждому этому миру не всегда с первого взгляда видны очевидные реалии, но сейчас я замечаю гораздо больше, чем в первые дни. И если немного подумать, анализируя в сравнении… Один только Элимелех, с легкой подачи Андре подписавший со мной контракт — это как ударный вертолет Ми-28НМ, приписанный к экипажу патрульно-постовой службы, дежурящему в спальном районе для пресечения мелких правонарушений.

Даже если все трое — Ира, Ада и Элимелех, действительно просто наемники, попавшие в трудную ситуацию и лишившиеся лорда-покровителя, их уровень просто запредельный. И даже не могу представить, что это за попавший в опалу лорд такой. Вице-король, не меньше — потому что тот же вечно танцующий Элимелех способностями ничуть не слабее Накамуры из группы Измайлова. А японец, как я сам успел убедиться воочию и осознать «памятью» Олега, работает с нейроинтерфейсами на уровне «Бог». Если не лучше. Змееглазые Ира с Адой же как ганфайтеры действуют ничуть не менее эффективно, чем бойцы спецназа конфедератов. Не менее эффективно, при этом гораздо более эффектно.

Невольно постукивая по подлокотнику, решение отдать АйДи я обдумывал довольно нервно. Несмотря на то, что все уже случилось и инициативы у меня больше нет, как и возможности ее перехватить. Остается только плыть по течению. Что больше всего и расстраивало, заставляя думать — а правильно ли поступил?

Машина между тем увозила нас все дальше от особняка. Мы уже проехали до самого конца набережной Фонтанки и повернули налево, пересекая Обводный канал. Выехав на абсолютно незнакомое мне широком шоссе, водитель увеличил скорость. Встал он в выделенной полосе, хорошо так превышая привычные мне городские ограничения скорости.

Анастасия тем временем постепенно все больше наливалась холодным негодованием: мое нежелание общаться ей очень не понравилось. Я интуитивно чувствовал, что княжна ждет удобного момента, любой моей фразы или даже взгляда, чтобы попробовать задеть меня язвительным комментарием. В подобных ситуациях иногда лучшая тактика просто помолчать. Поэтому я, старательно не обращая на спутницу внимания, оглядывался по сторонам.

Не обращать внимания получалось замечательно — рассматривая совершенно незнакомый, чужой район. Хорошо ориентируясь в пространстве я понимал, что едем мы сейчас на юго-запад города по Петергофской, «царской» дороге, ведущий в имения императорской семьи в Стрельне, Петергофе и Ораниенбауме.

Этот район я раньше знал как свои пять пальцев, но сейчас совершенно не узнавал. Лишь изредка появлялись до боли знакомые маяки из знакомой действительности — как мелькнувшая слева Дача Дашковой, более привычная мне как дворец «Подкова», ЗАГС Кировского района. Или Нарвские триумфальные ворота, которые я не сразу узнал, потому что они были не зелеными, а темно-красными. Причем не крашенными, а обшитыми листами меди. Остальное же было откровенно чужим — ни следа привычной застройки монументального сталинского ампира, а сплошная зелень парков и скрывающиеся за ней фасады усадеб.

Сложно принять, но от привычного юго-запада в этой реальности не осталось практически ничего. Отойдя от первого удивления, свыкаясь с мыслью что город не мой, я вспомнил что с основания Петербурга участки на юге вдоль царской дороги были отданы под строительства дач приближенным ко двору. И здесь, в отличие от пережившего войну моего города моего мира, сохранившихся в первозданном виде: во время блокады Ленинграда именно на юге линия обороны проходила ближе всего к городу, и сотни усадеб и дворцов оказались разрушены артиллерией и разграблены солдатами стран Оси (среди осаждающих были не только немецкие войска), а после не восстановлены.

Оглядываясь по сторонам, я с кристальной чистой пронзительностью понял — это уже не тот город, к которому я привык. В центре, где отличия были не столь заметны, этого не чувствовалось, а сейчас вновь накатила глухая тоска по дому, который никогда не увижу. Но при всей чужеродной несхожести разошедшихся путями миров я вдруг понял, что были точки, в которых обе знакомые мне реальности удивительно тесно пересекались. К примеру, капитулировала здесь в Великой войне Германская империя также в мае; и майские праздники тут также забирали почти половину месяца, накладываясь друг на друга. Потому что еще с восемнадцатого века, с подачи Петра, после победы над шведами в битве в устье Невы была введена традиция майских народных гуляний. Состоявшихся впервые именно здесь — в парке Екатерингоф, мимо которого мы недавно проехали.

Еще одна традиция, казалось бы новомодная и принадлежащая только моему миру — в мае загонять в отелях немцев в бассейны и петь им песни военных лет, также была замечена в похожем виде еще с семнадцатого века, с начала расцвета Российской Империи.