Макс Острогин - Бог калибра 58

В голову мне вдруг пришла мысль интересная. Что вот это, наверное, правильно все. Надо сохранять и собирать. Сохранять – чтобы потом, когда все это закончится, люди посмотрели и поучились, как правильно надо жить. Спать в койке, есть за столом и при встрече не стрелять, а спрашивать: как живешь? Собирать тоже надо. Вот игрушки. Их же не осталось почти, никто внимания не обращал, жизнь спасали. А их, наверное, вот так собирать надо. Игрушки, посуду, инструменты.

– Я люблю игрушки, – Алиса прижалась к резиновой ящерице. – А ты чего любишь?

Я растерялся. Чего я люблю… Карабин, наверное. Но это не то, конечно. Надо что-то большее любить.

– А, забыла, – зевнула Алиса. – Ты же рыбец. Ты рыбу любишь. И кот твой рыбу любит, вы все там рыбу любите. Сидите, рыбу жуете и жуете, а потом зубы у вас у всех выпадают. А еще невесту ему подавай…

Я терпеливо промолчал.

– Я тебя научу, что надо любить, – Алиса вытряхнулась из раскачивалки, подошла к стене. – Смотри.

На стене висело что-то большое, два на два метра, занавешенное зеленой тряпкой. Алиса дернула за веревку, тряпка отъехала.

– Это что нарисовано? – спросил я.

У нас был один парень, Трофим…

Но это, конечно, выглядело в сто раз лучше.

Город. Нарисовано как бы сверху, с высоты. Дома. Высокие, блестящие, наполненные воздухом и высотой. Маленькие дома, старинные вроде как, с красными крышами и колоннами. Башни легкие и прекрасные, висячие сады. Мосты над реками, зелень, разливающаяся по берегам, облака – таких красивых я и не видел никогда. Толстые, надутые белизной. Простор, воздух, по улицам люди нарядные бродят, разноцветные, без оружия, без ком- безов. Звери какие-то, в рост человека, с косами длинными. Лошади, кажется. Свободно, легко, хорошо.

Жить хочется.

Не то что у нас. Нет, хотя у нас тоже жить хочется, но лучше бы жить там, а не здесь.

– Ну как? – спросила Алиса.

Я кивнул.

– Ничего ты не понимаешь, Калич. Это конец. Жизнь была такой, а стала такой. Я вообще собирала… Собираю. Ну, как все раньше выглядело. Сейчас ведь не мир, даже не отражение… Пепел. Человек опустился на колени, он ждет последнего удара…

– Не будет такого, – сказал я.

– С чего это?

– С того. Четыре ангела вострубили, и после этого должно случиться…

– Жрать охота, – довольно нагло перебила Алиса. – Сиди тут, ангел чумазый…

Алиса сходила на кухню и притащила еду. Какие-то палочки, упакованные в красные целлофановые обертки. Воду в бутылках.

Палочки были очень сухие, Алиса показала, как их есть – ломать плоскогубцами, затем замачивать в чашках с водой. Я наломал почти полную чашку, палочки скоро разбухли, и их стало можно жевать.

Они оказались вкусными. Сладкими, чуть вязкими, резиновыми и очень сытными – наверное, оттого, что продолжали разбухать внутри. И вода после них оставалась вкусная, тоже сладкая.

– Раньше все так ели, – сказала Алиса. – Все. Это называлось ириска. А еще были бананы, их прямо из Африки присылали. Знаешь, раньше много чего…

– На мед похоже, – сказал я. – Его жарить можно, а потом сушить, получается похоже. Вкусно. Ты здесь живешь?

– Нет. Я же тебе говорила, я в убежище живу, под землей, туда мы идем. Это так, перевалочный пункт. У нас несколько таких, но это лично мой, я сама его завела, никто не знает. Нам отдохнуть надо. Выспаться нормально. Завтра с утра дальше пойдем. Сейчас принесу спальники.

Алиса вышла. Я открыл шкаф. Там тоже оказались игрушки. Мягкие. Уложены плотно, не уложены – забиты, впихивали их сюда, запинывали, наверное, если открыть дверь, то они тут по колено все заполнят. Странное качество – Алиса игрушки любит. Кто в наши дни любит игрушки? Да кто их хотя бы знает? А она вот любит…

Осторожно закрыл шкаф.

Явилась Алиса с двумя полосатыми тюфяками. Внутри сухие листья, ароматные и достаточно мягкие, я думал, Алиса на кровати уляжется, но на кровать Алиса не легла, стала устраиваться возле стены на матрасе.

Я расположился возле другой стены.

Не очень удобно мне было здесь. Спрятаться бы. Я залез в свой спальник, накрылся этим тюфяком. Спать не хотелось. Вернее, хотелось, но не спалось.

И Алиса не спала, дышала слишком тихо. Я решил спросить:

– Те, кого мы сегодня… Бомбисты…

– Бомберы, – негромко поправила Алиса.

– Бомберы. Ты говорила, что они всех убивают…

– Ты же сам видел. Бомберы. Это банда.

– Секта, – теперь уже я поправил. – Сатанисты. Бандиты – они просто грабят, а сектанты еще Поганому поклоняются. У них же головы припасены…

Алиса махнула рукой. На меня и вообще.

– Может, и секта, кто их знает. Их всегда сто три. Вот мы сегодня шестерых убили, теперь они шестерых захватят и произведут их в бомберы. Их всегда сто три, почему, никто не знает. Они считают, что спасутся только они, Истинно Верующие.

Точно секта, подумал я. Людей к стенам прибивают гвоздями.

– Они спасутся и наследуют мир, – рассказывала Алиса. – А остальные сгинут. И чтобы этот момент приблизить, они ищут бомбу.

– Какую бомбу?

– Сверхбомбу. Ходит слух, что здесь где-то есть база. Секретная, никто даже чуть-чуть не представляет, где эта база. А на ней бомба. Но не простая, а такая, что может все вообще уничтожить.

– Что все?

– Все, – показала руками Алиса. – Город, МКАД, то, что за МКАДом. До вашего Рыбинска долетит. Хотя, может, и не долетит.

Так вот, после взрыва этой бомбы останутся только бомберы. Поэтому они ее и ищут. Бродят туда-сюда, ищут.

– Они что, огнеупорные? Почему это они сами не взорвутся?

Алиса пожала плечами.

– Это они верят, что не взорвутся. А на самом деле взорвутся, конечно. Но они психи, ничего не понимают. Я видела, как в бомберы попадают. Берут они какого-нибудь дурачка, ну вот рыбца вроде тебя. И отваром начинают поить. А от этого самого отвара мозг выгорает. Видел того? С топором? Я ему все кишки вынесла, а он ничего, бежал вперед. Это от травы. А потом им начинает казаться, что они всю жизнь бомбу искали. Это Москва, Калич, Москва…

– Москва… Интересно, а другие такие города остались?

– Мы как-то поймали одного этого бомбера, хотели расспросить, так он язык себе откусил, так кровью и захлебнулся. У них нет ни мозгов, ни вообще… Они не люди почти. Вот сегодня мы убили шестерых, а между прочим…

Мы сегодня успокоили шестерых.

Меня опять затошнило. От нервов. Я человек твердый, и нервы у меня железные, но сегодня… Я встречаюсь со смертью чаще, чем хотелось бы. Сыть вот. Сыть у нас сожрала почти всех. Но она медленная. А тут быстро, много и в клочья. А может, уставать я стал. Что-то много смертей в последнее время. Ну, ничего. Мы все это изменим. И никто умирать не будет. Как раньше, все сделаем. А эти шестеро…

– Это называется геноцид, – сказала Алиса.