Алексей Калинин - Ведарь

— Максим Федорович, паникер уволен! — кряхтит в удаляющейся рации.

Мы переглянулись с напарником — пенсия неудачнику не грозит.

Ещё десять метров, замираем. В сумерках слышны сдавленные женские крики, словно кто-то зажимает рукой рот. Крупный охранник проходит вдоль забора. Солнце скрывается за горизонтом, последний раз опалив огнем верхушки конусообразных вышек.

Напарник подскакивает на месте и преодолевает остаток до забора в несколько прыжков, я следом. Руки ложатся на шероховатую поверхность, ноги отталкиваются от разлетающейся щебенки. Маскхалат пикирует вниз, раздаются громкие возгласы. Напарник перемахивает через забор, легко проскальзывает между рядами колючей проволоки.

— Стойте, твари! — краем глаза замечаю мордатого охранника, «уволившего» молодого сослуживца.

Рука охранника тянется к кобуре. Игла из руки вылетает быстрее молнии, голова слегка отдергивается и на средней морщинке лба набухает красная клякса.

Под колючку, быстрее!

Напарник кладет двух охранников, и те тихо засыпают у аккуратно обрезанных кустов розмарина. Время замедляется, воздух кругом краснеет. Медленнее бегут к нам охранники — словно пронзают тягучую воду.

Время замедляется! Он включил режим охотника!

Напарник швыряет иглы в двух выбежавших из-за угла дома рослых мужчин, и тут же складывает ладони лодочкой. Я мягко приземляюсь у забора, ладонями по земле гашу инерцию. Три прыжка, упор на подставленную «лодочку» и взлетаю на крышу гаража, черепица хрустит под ногой. Тут же падаю плашмя и ловлю руку подпрыгнувшего напарника. Сколько раз у тёти Маши отрабатывали прыжок с поддержкой — пригодилось-таки.

У тети Маши? Это…

По стене хлещет пулеметная очередь — приходят в себя охранники на вышках, но поздно, сквозь красный воздух мы мчимся к раскрытому окну на вычурном балконе. В застекленное окно на крыше гаража видно, как у белой «Волги» сгибаются трое мужчин. У одного на глазах темнеют руки.

Перевертни! Ловите подарки!

Разбив стекло, на пол летят четыре медных «яблочка». Должно хватить.

Бомбы, как во сне про Давыдова?

— Стреляйте, они на крыше!!! — хлещет истеричный крик у бассейна, черноволосый мужчина в костюме показывает пальцем на нас.

Взрывается внизу, проваливается крыша. В последний миг мы успеваем оттолкнуться от ломающегося металла и вцепиться в холодный мрамор перил.

— Вон они!!! — возглас с другого конца дома.

По стене барабанят пули. Разлетается мелкими осколками стекло балконной двери, когда я влетаю в проем. Инстинктивно закрываю лицо ладонью, и в этот момент руку режет обжигающей болью.

Твою же мать!

Налитые кровью глаза оборотня как раз напротив лица!

На секунду встречаюсь с ним взглядом, и он разжимает пасть, чтобы вцепиться мне в глотку, куда и целился первый раз.

Как же я так опростоволосился?

Тут же бью перевертня под челюсть и, пока он падает, успеваю влепить все четыре иглы.

Тяжелое тело пробивает крышку зеркального столика и катится по полу. Стеклянная крошка летит на кожаные диваны, осыпает дорогущий ковер.

Мне конец… но надо завершить задание и забрать как можно больше с собой.

Я никогда не видел, чтобы перевертни кусали охотника… Этот человек обречен.

Следом в дверь влетает напарник. Следует моментальная оценка обстановки, одобрительный кивок и кидается опрометью к двери из красного дерева.

Напарник не видит моей раны…

За массивной перегородкой слышны звуки борьбы и женские вскрики. На улице стрекочут выстрелы, по комнате щелкают и взрыхляют дорогие обои шальные пули.

Напарник ногой высаживает дверь, та проламывается внутрь. Он тут же зажимает лицо руками и опрокидывается на спину. Зеленая струя газа вырывается на уровне глаз, по комнате плывут клубы ядовитого дыма.

Задерживаю дыхание, вылетает нож из ножен, тяжелые шторы разрезаются на полосы и окунаются в большой аквариум.

Мокрая ткань одним движением обнимает лицо, холодит кожу, другая полоса покрывает лицо напарника, палец на артерии улавливает стук сердца.

Живой! Пусть лежит.

Словно мокрые портянки в Осовце…

Газ также бьет в комнату, клубы поднимаются выше, балконная дверь не успевает их выпускать наружу. Коротко вдыхаю сквозь ткань и бросаюсь к двери.

На секунду показывается раструб, остальное дорисовывает восприятие, с закрытыми глазами вижу фигуру противника в красном ореоле. Мой кулак смачно врезается в широкую грудь, и я с радостью отмечаю, что восприятие не подводит.

Глухо звенит падающий баллон, перехватываю за горлышко и тут же вышвыриваю в окно. Раздается звон стекла и крики снизу. Быстро открываю глаза и тут же закрываю, фотография на сетчатке показывает всю картину разом.

Глаза начинают слезиться. Плохо…

— Суки! Охотники! Хана вам! — гулко доносится с пола, откуда поднимается человек в противогазе.

Одним движением срываю с лысой головы противогаз, тут же надеваю на себя и выдуваю попавший внутрь газ. Нагретая резина прилегает к коже, сквозь тусклые стекла маячит щетинистый подбородок, в него и наношу резкий удар. Треск ломающейся кости возвещает о правильно приложенной силе. Лысый толстяк обнимает ковер.

На широкой кровати в беспамятстве лежит молодая обнаженная девушка, белокудрые волосы разметались по черным атласным подушкам. Разорванная одежда раскидана по комнате, поднятые к резной спинке руки удерживают блестящие наручники.

На зеркальном столике человеческие головы!

Спустя два мгновения понимаю, что это головы манекенов с резиновыми масками на них. Последний похож на недавнего мужика, которого перевертень догнал на балконе.

Вот какое хобби у депутата — делать из резины лица своих жертв.

Тварь!

В зеркальном потолке отражается поднимающийся с пола человек, разбитые в кровь губы издевательски кривятся.

— Ты наш! Посмотри на свою руку, охотник! — толстяк указывает пальцем, похожим на сосиску, на мою рану.

— Никогда я не стану таким как ты, мразь! — удар в висок опрокидывает мужчину на пол.

— Не противься, дурак! Оставайся со мной, будешь правой рукой! — последние слова вырываются уже из мохнатой пасти.

«Будешь правой рукой, оставайся со мной». Я не знаю — как поступил бы на месте охотника…

Поражает скорость перекидывания — говорит человек, и миг спустя его фразу заканчивает огромный оборотень. Мощные пластины груди над бугристым поджарым животом, ноги как стволы у пятидесятилетних дубов, лапищи могут гнуть рельсы.

— Нет, тварь! Я никогда не стану таким, как ты! — повторяю и еле уворачиваюсь от быстрого удара.

Над головой пролетает лапа. В ответ втыкаю большим пальцем в подмышечную впадину. Тварь скулит и тут же ударяет другой лапой снизу вверх. Балетным па делаю полуразворот и втыкаю иглой в левый глаз, с легким хлопком разлетается глазной белок.