Евгений Шепельский - Война

Она потупилась.

— Мне — правду, графиня.

— Он иностранец, совсем не знатный… Купец из Нортуберга!

— Любите его?

Она не смела поднять взгляд, на матовых щеках расцвел румянец. Тайком посматривала на Гицоргена: тот, оправившись от изумления, уже рыл копытом землю. Графиня была им еще не познана, хотя, полагаю, при попытке ее познать, Гицорген мог лишиться бойких частей тела.

— Понятно, любите. А он?

— И он! Мы хотим быть вместе!

Какая чудесная индийская мелодрама. Я ощутил себя демиургом, который устраивает чужие судьбы, в то время как его судьба… повисла на волоске.

— Вы будете вместе, графиня. Я знаю. У вас с ним будет счастливая жизнь. Приходите завтра. И приводите всех, кто может заплатить.

— Развод за деньги… Сущее безумство! — проговорил Гицорген, когда Красная Графиня откланялась.

— Прекрасно наполняет казну… Или мой карман, — сказал я. — Каждый день на посту архканцлера я отщипываю тут, отщипываю там… Отщипываю понемногу… Понимаете теперь, как мне тяжко покидать этот пост… И отказываться от трона?

Он окинул меня долгим взглядом, и вдруг расхохотался.

— Да уж, отказаться от трона… сущее безумие! А вы знаете, что все мы — безумцы? Наш мудрец… забыл его имя, его еще сожгли за ересь… Он говорил, что все мы по-своему безумны, но боимся показать другим свое безумие, и прикидываемся нормальными, хо-хо-хо! Представьте, Торнхелл, весь мир — это сумасшедшие, которые притворяются нормальными друг перед другом! Представили? Хо-хо-хо! Но я скажу вам: лучше отказаться от короны, чем…

Его прервал Блоджетт: старший сенешаль наконец меня отыскал.

— Господин архканцлер, ваше сиятельство! Срочная весть… Дурная весть! Ваш сподвижник, хогг именем Шутейник… Его заметили вчера ночью… Выезжал из Варлойна… На лошади, а еще одна — подметная — в поводу. И на ней мешки… Я не придал значения, и вот… — он опустил руки, замотал седовласой, лысой на макушке головой. — В казне недостача… Десять тысяч крон исчезло!

Я ударил кулаком о раскрытую ладонь и выругался.

— Так что же вы… В погоню! Немедленно наладить погоню! Изловить негодяя! Отобрать деньги! О Свет Ашара, час от часу не легче!

Это были не все дурные вести на сегодня.

На подходах к ротонде мы были перехвачены Ричентером. Лейтенант наемников был суров и замкнут.

— Господин архканцлер! Мы обсудили с ребятами… Они не могут простить смертей в доме Реннира Доловаца… Это не просто преступное небрежение… Нас использовали втемную, и этого простить мы не можем!

Я содрогнулся. Руки начали трястись сами собой. Наемники бунтуют со времен Древнего Рима, и почти все ультиматумы, которые они выдвигают нанимателям, касаются денег.

— Если дело в золоте… Я увеличу жалование… каждому увеличу!

Ричентер был непреклонен.

— Дело не в деньгах! Нас подставили… страшно подставили… Нами воспользовались! Задета клановая честь! Такого мы не прощаем! Контракт с Варлойном расторгнут! Мы уйдем в субботу вечером!

Гицорген смотрел на меня с едва заметным оттенком жалости.

В критический момент Варлойн и Норатор останутся без охраны!

Мне конец.

Глава тридцать восьмая

Разумеется, это был разыгранный как по нотам блеф. Глаза моего шпика возбужденно блестели. Столько необычной информации!

Но я не спешил заканчивать представление.

В приемной ждали еще два секретаря, доложили по очереди, однако сбивчиво, возбужденно. Один — о вспышке чумы в Счастливом, что под Норатором, известное местечко контрабандистов. Я тут же велел снарядить большой отряд обычных солдат, оцепить местечко и пристани, никого не впускать, не выпускать.

— Строгий карантин! — сказал сурово: пусть Гицорген видит, что я еще трепыхаюсь, проявляю остатки мужества и воли. — Всякий, кто рискнет пробиться наружу — да расстрелян будет из луков, а затем сожжен!

У второго секретаря вести были похлеще: имперские мытари неподалеку от Норатора ограблены дэйрдринами под руководством самого Таскера Ройдо (при этом имени Гицорген заметно напрягся).

— Точно дэйрдрины? — взревел я. — Точно Ройдо?

— Они так сказали… Побиты они весьма…

— Всех арестовать, привезти в казармы к Алым… Будем пытать! Ведь могли обмануть, обмишурить… Сплели байку про ограбление, присвоили мои деньги !

Секретари выметнулись из приемной. Я тяжело дышал, сжав кулаки. Гицорген стоял с задумчивым видом, и я с мстительным удовлетворением наблюдал, как он влипает в мою паутину…

— Вести, конечно, ужасные, однако смотрю: ваши приближенные, господин Торнхелл, как-то мало вам кланяются, — сказал барон с заминкой. — Вернее совсем не кланяются. Руку не целуют… А можно не только руку, но и сапог! Нельзя с ними так… по-простецки! Я на своих землях завел строгие порядки, все у меня ходят строем и целуют что прикажу! Все знают: вот идет хозяин! Селяне даже поют в мою честь!

По его глазам понял — говорит искренне, не понимает, как это можно — без лизоблюдства, не знает, что лично я недавно выпнул под зад одного из секретарей, который пытался ко мне вот так… Блоджетт потом очень обижался: мол, парень искренне лез с поцелуями моей руки, а вы его… Не способен уяснить, что хочу окружить себя людьми идейными, что лизоблюд — это клеймо на лбу, такой предаст босса при первом удобном случае, да еще на теплом трупе попрыгает, чтобы новый хозяин убедился в лояльности. Нормальный же правитель лояльность зарабатывает другими вещами.

Но ничего этого не стал я пояснять.

— Буду в ротонде, — сказал преувеличенно живо.

Он кивнул: по молчаливому соглашению, в ротонду путь ему заказан. Он не боялся, что я ускользну: люди Шутейника давно установили, что за ротондой следят и снаружи. Я под плотным колпаком, и если рыпнусь куда-то — Гицорген меня нагонит, ну, а не нагонит — значит, я сбежал плести коварные замыслы, и последние сомнения у Сакрана и Армада исчезнут. В нынешней ситуации это уже не опасно, опасно другое — если Сакран и Армад решат действовать ранее назначенного срока и воспользуются силами, о которых я пока не знаю — скажем, подключат дэйрдринов в пятницу или субботу. Это для меня опасно. Я еще не вполне… оформил свою ловушку.

Именно поэтому я должен убедить их через барона отложить акцию до воскресенья. Гицорген, конечно, главный координатор, и вообще опытный шпион, несмотря на молодость. Хотя этот его прокол в крипте храма…

— Будете щипать по чуть-чуть, — молвил он и заговорщицки мне подмигнул. — Время-то еще осталось…

Ну да, осталось…

Однако его взгляд, брошенный искоса, яснее ясного сказал: он мне не верит.

Этого, в общем, я и добивался. Он почти убедился, что я не собираюсь бежать, что я дурочку валяю, чтобы приспать его бдительность, но именно это мне сейчас и было нужно.