Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

— И это тоже я сделал ради себя.

— И ты хочешь, чтобы после этого я все еще считала тебя другом?!

Петр выдохнул изумленную улыбку, распрямился и неестественно, напряженно засмеялся:

— Так вот в чем дело?! Ты презираешься меня за это? За то, что я ушел от Михи, чтобы быть с тобой?

— Ты ему нужен, а мне нет!

— Твою мать, я же не фуфайка! Вы сдурели что ли? Оба! Кто я, что я, по-твоему? Живой проект, в чьи функции входит дружить и служить президенту LPI и любить его женщину для удовлетворения ее и его честолюбивых амбиций?

Она молчала, теребя пальцы.

— Ну, что же ты мучаешь и себя и меня? Нас уже нет в его жизни!

— Уйди.

— Я не уйду.

— Я не хочу тебя видеть!

— Оля, о чем ты думала, когда мы летели сюда? О чем ты думала, садясь со мной в самолет? Принимая мои ласки, о чем ты думала? Ты понимала, на что я пошел ради того, чтобы быть здесь и сейчас рядом с тобой? Ты все отчетливо понимала или была в плену своих вечных иллюзий о безопасном и влюбленном Петьке, верной собачонке апогея твоих детских мечтаний — Мишке Королеве?

Ольга выдохнула усмешку и откинула голову. Их взгляды встретились. Петр увидел незнакомую хищную улыбку, острые зубки, беспощадно прикусившие кончик языка. В ее еще минуту назад пустых глазах вспыхнули чувства. Вряд ли он хотел увидеть в них именно эти унизительные искры, но хоть что-то… не пустые глазницы, что бессмысленно взирали на него все прошедшие дни.

Наклонившись, он обхватил ладонью ее подбородок.

— Что ты приняла?

— Ты идиот?

— Что ты приняла, Оля? — Петр присел на корточки, не отпуская ее лица.

Женщина молчала, безразлично, скорее, для вида пытаясь отнять его ладонь от подбородка.

— Ты бредишь…

— Оля, я наркоман с пятнадцатилетним стажем. Уж в этом я разбираюсь.

Ольга отвела взгляд:

— Таблетки.

— К-какие таблетки? Где ты их взяла?!

— У тебя в кармане, в ветровке.

Петр резко выдохнул и сжал ее лицо ладонями, чтобы скрыть в них дрожь.

— Зачем?! — вскричал он. — Зачем ты вообще полезла по моим карманам?

— Искала зажигалку.

— Зачем тебе зажигалка?!

Ольга молчала. Петр резко поднялся и тут же снова опустился перед ней на колени.

— Сколько ты приняла?

— Две… или три.

— Боже, зачем?! — он беспомощно осмотрелся. — Ты вроде не ребенок, детка, что ты в рот всякую дрянь тянешь?

Ольга громко засмеялась, откидывая от себя его руки и придвигаясь к лицу.

— Ты дурак, Петя! Ты такой дурак!!!

Петр непонимающе смотрел на любимую женщину, в его глазах застыл испуг и непонимание.

— Ты же ходячий драг дилер! Я искала у тебя какую-нибудь наркоту… и я ее нашла.

Они решили назвать свое новое детище просто и незамысловато: «Порядок, процедуры и правила работы живых проектов». Основной объем будет перенесен из старого документа, имеющего в названии слово «эксплуатация». Ныне оно становилось неприемлемым, потому что эксплуатировать людей в обществе считалось неэтичным. С момента посадки в самолет поздним вечером они обсуждали свежие части нового «порядка», описывающие правила использования живых проектов в их новом статусе: людей и граждан. Благодаря приложению к докладу профессора Высоцкого от первого июня, работа заняла значительно меньше времени и усилий, чем могла бы занять без оного. Тем не менее, многое в старом документе требовало правок, а в его новых главах — детального описания.

— Вы засыпаете, Юлия Владимировна, — вздохнул Михаил.

— Я не представляю, как вы работаете, Миша, — покачала она головой. — Поспите тоже, завтра будет день…

— И новые дела, — улыбнулся он.

Они сидели в соседних креслах. Через ряд за их спинами спал Вася. Больше в салоне самолета никого не было.

Перед Юлией Владимировной на переносном столике оранжевой проекцией лежала клавиатура. В метре впереди отображался проверяемый и изредка корректируемый ими документ. По ходу чтения и обсуждения она вносила правки и дополнения. Закрывая его, юрист снова зевнула и прикрыла рот ладошкой.

— Как Маркиза?

— Вы помните?! — засмеялась она.

— Конечно. Я хотел бы спросить как муж и дети, но чувствую свою вину, внепланово выдрав вас из семьи.

— Все хорошо… и в семье и у Маркизы. Я стерилизовала ее и теперь это тихая и ласковая кошечка.

— Хорошо.

Юлия Владимировна в замешательстве наблюдала, как Михаил надевает иночи. Погасив собственные проекции, она поднялась и прошла в хвост салона, в уборную.

Когда она вышла, Михаил все так же сидел в очках и неторопливо покуривал. Юрист могла поспорить, что перед его глазами все еще «Порядок и процедуры…». Наклонившись к нему, Юлия Владимировна прикурила тонкую сигаретку и, устраиваясь в широком кресле через проход от Михаила, заметила с усталой улыбкой:

— Так хорошо, что у вас можно курить. Это просто беда при перелетах.

— Считайте, что я не понял намека.

— Почему вы не позволяете окружающим узнать, какой вы на самом деле?

Михаил обернулся, умело скрывая замешательство за дружелюбной улыбкой. Сквозь прозрачные стекла очков глядя на вспыхнувший и погасший у ее лица огонек, он ответил не сразу:

— Сначала надо было сделать комплимент, а потом уже просить самолет для личных нужд.

— Ах, черт, — засмеялась женщина и расслабленно повернулась на спину.

Михаил продолжил работу, но его взгляд периодически и с удовольствием поднимался к лицу и фигуре юриста, укрытой пледом чуть дальше, чем в метре от него.

Михаил пробежался по составленному документу и прикрыл глаза. Что бы ни произошло на Песок-2, была еще одна причина улететь из Москвы. Президент LPI хотел удостовериться, что в его самолете отключат блокировку. Он никогда не думал о том, что может наступить время, когда его вынудят бежать. Теперь с чувством гадливости и стыда он впервые задумался над этим. И то, что его до сих пор выпускали в небо, немного успокаивало. Теперь Михаил точно знал, что за гибелью Океана-3 стоят власти его родной страны. Власти, имеющие двадцать четыре процента акций LPI и текущие договора в трех его основных компаниях. Их образ действий напоминал метание набитых деньгами кошельков в океан. На какие еще безумия они пойдут, чтобы подставить его?

Боже, что мама сделала?! Михаил сдернул очки и резко поднялся. В начале салона находился минибар с крохотной стойкой и двумя стульями. Присев на один из них, президент уткнулся локтями в столешницу. От одного воспоминания о росписи матери с Крышаевым его душила ярость, но выплескивать эмоции при спящих юристе и телохранителе Миша себе позволить не мог.

Он не понимал зачем. С какой целью?! Как она вообще могла пойти на это?! Михаил не находил ответа и чувствовал себя беспомощным и униженным.

— Миша, что с вами?