Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

— Я ничего не знаю о его планах, но скажу точно: «Живой проект» не продается.

— Вы планируете запускать в рост новые партии клонов после вступления в силу законопроекта?

Михаил остановился и обернулся в сторону, откуда прозвучал вопрос. Автором оказалась молодая женщина, явно из «правых». Она зябко переступала с ноги на ногу и прятала руки в широких рукавах коротенькой шубки.

— Вы журналистка?

— Нет.

— Почему вы думаете, что я могу прекратить выпуск после выхода закона?

Михаил плохо видел ее лицо, хотя нещадно яркие прожектора геликов были устремлены на нее, как и широкий круг прожектора висящего вдали вертолета. И все же он увидел короткую усмешку.

— Этот закон развеет иллюзию…

Михаил подносил сигарету к губам, но замер, услышав эти слова.

— Я узнал ваш голос: вы звонили мне. Сколько нынче стоит получить мои свежие личные координаты?

— Двенадцать тысяч, — просто ответила женщина.

— О чем она? — не поняла девушка с гладко зачесанными «в стиле Людмилы» волосами.

— Позвольте мне пояснить, — вмешался мужчина, укрытый первыми рядами людей. Михаил не мог видеть, к кому тот обратился, но обернувшись к нему, незнакомка подбодрила:

— Я непротив.

— Эта дама предположила, что теперь, когда справедливость по поводу статуса клонов будет восстановлена, и мир признает их людьми, Михаил Юрьевич не посмеет делать новых «людей».

— Да, именно это я имела в виду, — подтвердила женщина, — а так же стандартную отбраковку.

— У меня есть для вас работа, — Михаил безапелляционно указал на женщину зажатой в пальцах сигаретой.

— У меня есть работа, Михаил Юрьевич. И вы знаете, в чем она состоит.

— Знаю. И если вы в ней хороши настолько же, насколько уверены в себе, вы уже знаете, что согласитесь.

Женщина улыбнулась широкой открытой улыбкой, и Михаил ответил тем же. Кто-то в толпе посчитал, что глава LPI только что снял себе женщину на ночь и без стеснения озвучил это предположение. Раздались смешки и возмущенные возгласы. Михаил продолжил путь, а женщина растворилась в толпе так же незаметно, как и появилась. Уже через несколько минут Михаил со смехом уворачивался от слюнявого языка соскучившейся за дни разлуки Ронни.

Когда трансляция с митинга у ворот особняка Михаила закончилась, Александр снял иночи и встретился взглядом с Ритой. Женщина стояла в проеме двери комнаты и смотрела на живой проект пугающе пристально. Саша не мог понять смесь эмоций на ее лице и нахмурился:

— Что случилось, Рит?

— Ты когда-нибудь понимал, что прикоснулся к чему-то невероятно значимому, но осознавал это так поздно, что уже был не в состоянии почувствовать ни восторга, ни гордости, а оставалась лишь вина перед самим собой.

— Ты о Королеве и этом митинге? Он немало лукавил в некоторых пунктах своей речи, Рит. Королев талантливый оратор, он умеет уводить тему разговора в удобное ему русло. Если бы там оказался кто-то из организаторов, кто-то столь же харизматичный и опытный…

— Я понимаю, что мое восхищение тебе может быть неприятно, вы же вроде как… враги…

— Я не назвал бы его своим врагом, Рит. Это не так.

— Но вся твоя работа была нацелена против него и его компании! И в значительной части того, что сейчас происходит вокруг него и «Живого проекта» — твоя вина.

— Да.

— И ты не враг ему?

— Нет.

— Тогда я не понимаю.

— Я боролся не с Королевым и не с «Живым проектом», а с символом, системой, позволявшей считать нас… нелюдями. Королев пострадал потому, что является лицом этой системы. После смерти Юрия Николаевича именно Михаил стал лицом «Живого проекта», как владелец и самое яркое, заинтересованное лицо.

Александр взглянул на экран перед собой и нахмурился. На прозрачной поверхности отобразилось сообщение. Со своего места Рита не могла разобрать текст. Вытягивающееся лицо любимого человека заставило женщину зайти ему за спину. На экране светилось письмо профессора Высоцкого:

«Саша, вероятно, это последнее письмо, которое ты получаешь от профессора и, я надеюсь, друга — Федора Ивановича Высоцкого. Мистер Гото утверждает, что у меня сохранятся способности к коммуникациям, но не будет ни потребности в них, ни желания применять. И я согласен с ним.

Я не смогу объяснить тебе всех причин, повлекших за собой решение заключить договор с Toshiba Robotics, по которому они получают мой разум, а я — обещание выполнить то, на что у меня более нет ни сил, ни времени, ни денег. Я продал виллы в Палермо и Манте, чтобы оплатить наши последние прожекты, а оставшиеся средства перевел на твой счет. Твои планы практически реализованы, но когда закон вступит в силу, меня уже не будет среди людей. Теперь ты не один. У тебя появилась любимая, я надеюсь, женщина и друзья, с которыми ты сможешь разделить радость победы, если на то возникнет потребность. Надеюсь, тебе это все же нужно. Ведь, каждому человеку время от времени необходима похвала (даже если она не заслуженна). Не забывай это, мальчик мой. Именно такие мелочи отличают людей от роботов. Хотя, теперь я не совсем уверен, что могу четко определить эту грань.

Знакомство с господином Гото многое изменило и я доволен, что заканчиваю свой путь именно так — чистым разумом, креативной надстройкой, не обремененной телом, обещаниями и обязательствами, моралью, принципами и формой. Надеюсь, ты не осудишь меня за этот выбор, даже если он покажется тебе бегством.

Мир изменился, Саша. Сорок лет я был погружен в проекты LPI, а вынырнув из снегов, с тревогой и удивлением понял, что мир неузнаваемо изменился, а мне в нем места нет. Но это не печалит меня, вовсе нет. Адаптация — естественный путь эволюции. И то, что я стал рудиментом, как и письма, естественное рождение детей, единая мораль, традиционная семья, частная собственность и тайна личной жизни — вероятно не так плохо… просто я отстал, неумолимо отстал от времени. Оно твое.

Время, Саша — оно теперь твое. Ты спрашивал, чего же тебе не досыпали, помнишь? Так вот то, что тебе не досыпали, лишь тормозит и причиняет боль. Наверно, я должен гордиться тем, что могу считать себя твоим отцом. Ты правильный, настоящий человек этого времени — паук, ткущий свои планы во времени и пространстве, без лишних эмоций использующий все ресурсы, будь то люди или живые проекты, технологии, деньги, чувства. Человек, идущий вперед не глядя под ноги, освобождающий свою память от застарелого хлама, словно мусорную корзину… если это гимн новому человеку, то я хочу скорее избавиться от этого звания… звания, за которое ты вступил в неравный бой и победил.

Надеюсь, это принесет тебе… удовлетворение.

Но меня мучает один вопрос, одно воспоминание. В тот день, когда мы прилетели в Палермо, и я спустился к тебе на пляж — что было в твоих глазах? Неужели это на самом деле была ненависть? Ненависть к людям, спроектировавшим тебя по гену и подарившим жизнь в обход природе? Ненависть к людям, вопреки провалу сохранившим тебе жизнь и подарившим возможность для самореализации? Ненависть к людям, за право считаться одним из которых ты был готов отдать жизнь?