Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

— Чего?

— То, что эта… девушка, как я понял, так хочет тебя видеть, что у нее всегда и все ломается?

— Да нет, что вы, Глеб Саныч, блоки опечатываются, Липа контролирует.

— Знаешь, дружок, даже я никогда не разберусь, что нужно в этом Кощеевом яйце сломать, чтобы оно перестало работать! — Глеб Саныч демонстративно бросил мобильный модуль, действительно имеющий форму яйца, об пол. — Я даже как открывается эта штука не знаю!

— Ну, там сложнее… — нахмурился Шурик.

Поднявшись за модулем, он бережно вернул яйцо в держатель на столе.

— Там весь офис интерактивный, все равно, что в супермаркете… и кресла с колпаками, и стены, окна, двери… буквально все! Ленка же, как электромагнитное торнадо! LPC действительно будет дешевле доплачивать ей «явку» за неявку!

— Это ты сам придумал? Про электромагнитное торнадо?

— Ага, — засветился Шурик белозубо, — вам нравится?

— Мне нравится, что ты светишься все равно, что твой супермаркет, — добродушно заметил старик. — И никакая Ленка не способна превратиться в электромагнитное торнадо, уж не важно, естественного или искусственного происхождения, без веской на то причины.

— Я вообще не понимаю, что мне делать. Если бы Максимов не проверил мою работу пару раз, то тоже считал бы, что я специально так делаю!

— Пригласи ее в кино.

— Куда?!

— Ох… куда сейчас ходит молодежь?

— В смысле в реале? Ногами?

— Да, ешкин кот, ногами!

— Не знаю, Глеб Саныч, я ж… — Шурик смутился и перед тем как продолжить, отвел взгляд, — я ж помоечный…

Парень увидел, как знакомое с юности лицо, ставшее за прожитые вместе годы роднее лица отца, скривилось в искренней, не виданной ранее ярости. Старик потемнел, в сердцах ударил ладонью по столу и, поднявшись, навис над бывшим сожителем:

— Кто помоечный, ты помоечный?! Да как ты смеешь! Как смеешь!?

Распрямившись, Глеб Саныч упер кулаки в худые бока и отвернулся. Стремительно прошелся взад-вперед, замер посреди сарая.

— Ну, так, гордись этим!

— Чем?! — искренне опешил малой.

— Тем, кто ты! Кем стал, пережив все, что уготовала тебе судьба! Тем, что сохранил в своем сердце и своей душе! Тем, как относишься к окружающим, и как люди относятся к тебе. Тем, каким ценностям отвечаешь и какие ориентиры выбираешь. Гордись всем, что составляет твою личность, потому что здесь, — старик ткнул сухим коричневым пальцем в ссылку на рейтинги внутри изображения на стекле, — здесь количество особей, несущих в себе личность, критически стремится к нулю.

— Нет, Глеб Саныч, — тут же поспешил опровергнуть Шурик с присущим ему добродушием, — вы ошибаетесь, они все ничего! Просто… одинокие и… постоянно чего-то боятся.

Глеб Саныч несколько мгновений буравил малого взглядом, но постепенно его лицо расслабилось, пыл угас, а на лице расплылась улыбка. Старик тихо засмеялся, потом сильнее, с всхлипами и слезами, хлопнул себя по коленям, вытер слезы и сел на место.

— Что такое, Глеб Саныч? — поинтересовался Шурик, поддерживая веселость старого друга улыбкой.

— Бог тебя хранит, Шурик. Иди с миром с глаз моих, тебе завтра на работу.

— Да… — спохватился парень, тут же поднимаясь и зачем-то хлопая себя по карманам. — А это… может, посоветуете что?

— Доверяй себе.

— В смысле?

— В прямом! Ты просил совета? Это самый ценный совет, который я могу дать. Доверяй себе!

— Спасибо, — улыбнулся парень, растерянно пожимая плечами, — я в пятницу еще заскочу!

Очнувшись, Михаил ощутил легкий, практически неразличимый за резкими медикаментозными запахами, аромат духов. Вся грудь представляла собой сплошной пласт боли, по остальному телу расползлась тянущая слабость.

— Михаил Юрьевич!

Вася вскочил с кресла и подошел к кушетке.

— Доброе утро, — улыбнулся телохранитель.

— Мама… — прошептал Михаил.

— Лариса Сергеевна… — Вася замялся и взглянул на стену у двери, — она дома, все в порядке.

— Петр?

— Еще не нашли.

— Анна?

— Подключена дома. Она не выходила эти дни.

— Дни?

— Вам сделали операцию, Михаил Юрьевич… лучше вам врач расскажет.

— Постой, — Михаил обернулся на прикроватную тумбу и взглядом попросил подать воды. — Спасибо. Здесь была женщина. Если не Анна и не мама, то кто?

— Откуда вы знаете? — заулыбался телохранитель, но молчание шефа стерло эту улыбку. — Людмила.

— Хорошо. Зови.

— Миша, ну наконец-то! — воскликнул Марк, чья проекция образовалась у подножия кровати, как только Вася вышел за дверь, — выспался за пять последних лет?

— Сколько меня не было?

— Целых три дня! Миш, если будет желание поругаться, все сделанное врачом было одобрено мной. Ругайся со мной.

— Не пугай меня, Марк. Ты мне что-то отрезал или вставил?

— Нет, — засмеялся директор LPC, — я помню, как ты ценишь свою индивидуальность, но сердце и легкие по причине гибели склада, печатали, как и простым смертным, дешево и сердито, на принтере.

— Ясно. Больше повода «ругаться» нет?

— Ты не наседай на него, Миш, это наш лучший хирург.

— Хочешь сказать, меня оперировал человек?

— Ну, вот… не начинай! И будь с ним помягче, он немного…

— Нервный? Неуверенный в себе человек?!

— Блин. Короче не наседай. Я его очень ценю.

— Я не нервный, Михаил Юрьевич, — подал голос мужчина в дверях.

— Я вас помню, — тут же переключился Михаил на вошедшего человека, — я вручал вам подарок на последнем Дне рождения компании.

Слева высветились контактные данные, Михаил посмотрел карточку и вернул взгляд к хирургу. Тот молчал, разглядывая своего пациента ожидающим извинения взглядом.

— Прошу прощения… доктор, — Михаил пытался произнести его имя, но подавился и не смог, — спасибо за взятую на себя ответственность за мою жизнь.

— Не стоит благодарности, — удовлетворенно кивнул мужчина и подошел ближе, — хотя для меня это было большой честью.

— Есть что-то, что я должен учесть?

— Ближайшие три месяца никакого спорта и волнений. Если почувствуете малейшие неудобства, тут же вызывайте оперативника из клиники. Под малейшими неудобствами я подразумеваю малейший дискомфорт в области груди, живота, спины, рук — что угодно, задерживающее на себе внимание. И малейшие неудобства — это не приступы стенокардии; не та боль, что вы должны были чувствовать по меньшей мере несколько месяцев; не тот панический страх, от которого никуда не деться; когда кажется, что сердце отказывается работать…

Михаил понял степень ярости собеседника лишь по тому, как побелел его лоб. И за то беспокойство, столь неожиданное, искреннее и тщательно скрываемое, он был готов слушать что угодно, со смущением и благодарностью.

— … и не то чувство вины перед собой и отвечающими за ваше здоровье людьми, которое вы должны были испытывать, приказав LSS искажать передаваемые медицинские данные!