Дарья Еремина - Живой проект [СИ]

— Он жив, Коля, потому что на его пульсе замкнуты протоколы безопасности Липы. Умрет он, Липа эвакуирует и подорвет все станции и офисы, сотрет все базы, все счета… вам ничего не достанется… ничего!

— Это вранье! Кто ведет так дела? Кто строит дом на взрывчатке? Все смертны и твой сын не исключение, Лара. Ни один разумный человек не замкнул бы жизнеобеспечивающую систему национального уровня на жизнь отдельно взятого человека! Мы создали…

— Мы создали, Коля! Мы! И нам решать, будет созданное нами существовать после нашей смерти или нет!

— Это безумие… я не хочу сказать, что Мишке что-то угрожает, — тут же предупредил Крышаев, — но это безумие!

— Не большее безумие, чем все, что нас окружает, — отмахнулась женщина, отворачиваясь, — у нас многослойная страховка, Коля. Прикажи выпустить моего сына, сейчас же.

— Я не обладаю такой властью, Лара. Могу лишь уверить, что убивать его не собирались. Точно.

— А химия в его крови?

— «Руси» нужны гарантии, что Мишка не… Лара, повернись, это не слишком прилично.

Женщина засмеялась, оборачиваясь и качая головой: ты вспомнил о приличиях!

— Что он не будет мстить? Что не попытается вернуть Арктику-1 тем же способ, каким вы собираетесь отобрать ее? Что не уничтожит «Живой проект», лишь бы компания не досталась вам? Какие гарантии вам нужны, чтобы быть уверенными в этом?

— Чья это кукла? — Николай вдруг обратил внимание на замершего в поклоне перед диваном робота. — Что она здесь делает?

— Липа, отведи куклу в комнату ожидания, где я находилась полчаса назад, — отмахнулась Лариса Сергеевна.

Николай с нескрываемым ужасом наблюдал, как робот выходит из комнаты.

— Это же кукла сотрудника охраны президента! Лара!!!

— Коля, да открой же глаза! — воскликнула женщина и схватилась за грудь. Присев в кресло главврача, она подняла ладонь в успокаивающем жесте и тихо засмеялась. — Если бы ты был столь же умен, сколь тщеславен и жаден. Считай это наглядной демонстрацией, — Лариса Сергеевна стала серьезной. — На этой планете и на ее орбите не существует места, где ваша шайка могла бы укрыться от Липы. А Липа, Коля, — это я и мой сын. Пусть он не в курсе всех своих возможностей и пусть его сдерживают принципы и понятия… это его выбор, и я пытаюсь этот выбор уважать. Он слишком молод… спасибо, Липа, — ее голос изменился, женщина поднялась и отвернулась к окну. — Миша, это я… мама. Со мной все в порядке!… господи, сынок, это галлюцинация! Я на свободе!

— Лара, для его же безопасности, не вмешивайся.

— Коля, ты в своем уме? Лучше уйди… иди, доложи своим хозяевам…

Это было похоже на сон, но Михаил слишком хорошо помнил, что не спит. Ноги и руки практически не слушались, но при этом казалось, что он может взлететь, пройти сквозь мутную стену или слиться с полом. Мысли казались слишком громкими — он боялся думать, а голос подводил — Михаил практически не слышал себя. При этом до слуха доносились то незначительные шорохи и далекие разговоры, то даже вопль женщины на расстоянии вытянутой руки оказался не громче шелеста листвы.

… она отчаянно кричала, он видел это, вцепившись онемевшими пальцами в дверную ручку.

— Миша, это я… мама…

— Отпустите ее!

Его голос казался неподъемным, словно гранитная плита. Он не мог его осилить, поднять и использовать, чтобы быть услышанным. Медицинскую каталку с привязанной женщиной провезли мимо.

— Что вы собираетесь делать?! Что с ней?!

— Со мной все в порядке…

— Отпустите ее! Петька?

Кудасов встал по ту сторону прозрачной двери и снял очки. Вокруг глаз темнели круги, кожа отдавала болезненной серостью. Он был истощен, хотя вряд ли мог выглядеть так спустя прошедшие с их последней встречи дни.

— Пригласили поработать голосом разума.

— Ты идиот! Куда привел разум тебя самого? Во что ты вляпался? Почему не связался со мной? Ты же знаешь…

— Знаю! Потому и не связался! И не свяжусь.

— Ты загнешься без меня.

— Тебе так хочется в это верить, Мих… — тускло усмехнулся старый друг, — но я теперь свободен. От LPI, от «Живого проекта», от тебя.

— Это иллюзия, Петь. LPI вшита в тебя больше, чем в кого бы то ни было. Ты никуда не денешься из системы. И находясь на вершине ее иерархии, ты был значительно свободнее, чем теперь.

Петр пошатнулся и оперся о дверь ладонью.

— Тебе нужен врач, нужно заменить фильтры. Позови кого-нибудь. Это же клиника… какая-то клиника!

— Это ты ее убил…

— Кого?!

— Ольгу! Она хотела освободиться от тебя… но так и не смогла.

— Да что за вирус в вас засел? Что за новомодная тяга к свободе притом, что вы понятия не имеете, чего на самом деле хотите? Один восстание клонов и освободительное движение организовал, выторговывая лучшую долю. Это что, свобода выбирать? Другая, пытаясь избавиться от меня, предпочла убить себя. Вероятно, это свобода от необходимости делать хоть какой-то выбор? А ты, чего хочешь ты? Убедиться в том, что существуешь? Что значишь больше, чем по твоему мнению, считаю я? Какое подтверждение собственной ценности тебе необходимо, чтобы почувствовать себя достаточно свободным… достаточно, чтобы просто жить счастливо?

— Ты никогда в это не верил, Королев. Свобода всегда была для тебя пустым звуком.

— Возможно потому, что я от нее — свободен? От иллюзии ее существования, от перекладывания ответственности, от отговорок, от неверия в себя и недоверия к окружающему миру… от чужой воли и авторитетов?! Чудовище рождается в тот миг, когда обретает имя, Петь. Александр смог так много, потому что не догадался по твоему примеру развешать ярлыки на все вокруг. Я сам до сих пор жив лишь потому, что в отличие от Ольги не считаю систему, мир, в котором живу — враждебным. Ты всю жизнь хотел ее. Что ты сделал для того, чтобы она и сейчас радовала тебя своим присутствием на этом свете?

— Не смей обвинять меня в ее смерти!

— А я обвинял? Может это был ты сам, Петь? Ты действительно веришь, что кто-то берет в расчет тебя или меня, открывая по утрам глаза и решая, дышать или нет? Ты действительно думаешь, что можешь влиять на чей-то выбор? Жизнь — это не вехи, Кудасов… не вереница побед и поражений. Жизнь — это то, что между ними. И только между ними ты можешь повлиять на то, в какой цвет окрасится следующая ступень, поднимет ли она тебя или опустит, поскользнешься ты или найдешь опору… и встанет ли кто-то на нее рядом с тобой.

— Что ж… вероятно ты где-то ошибся, Королев. Мы оба ошиблись…

Петр свалился к ногам Михаила и растворился в сером покрытии пола. Смутно понимая, что разговор оказался вымыслом, и он так и не имеет возможности помочь другу, Михаил сделал шаг вперед.

Стен уже не было, ноги увязали в полу и плохо слушались. Он слышал голоса, но не мог разобрать речи. Пространство вокруг, сам воздух искрился и звенел. Происходящее казалось сном. В какой раз Михаил напоминал себе о том, что все это не должно быть реальным. И в который раз эта мысль усилила эффект действительности происходящего.