Эдгар Берроуз - Избранные произведения. II том

Моментально восемь — десять львов тоже поднялись на ноги. Огромный самец, увидевший нас, уже двинулся в нашем направлении. Я держал винтовку наготове, но какой жалкой показалась мне она по сравнению с этой ордой!

Передний перешел на медленную рысь, за ним последовали и другие. Рычали теперь все и звук их мощных голосов, отдававшихся в залах и коридорах дворца эхом, составил жуткий, дикий громоподобный хор.

Вожак прыгнул и среди ада кромешного коротко и сухо прозвучали один за другим три выстрела. Три льва, дергая лапами, покатились на пол. Виктори дотронулась до моей руки с быстрым: — Сюда! Здесь дверь, — секундой позже мы уже были в маленькой прихожей у подножья узкой каменной лестницы.

Мы как раз отступали, Виктори прямо за мной, и один из оставшихся львов выскочил из тронного зала и прыгнул к лестнице. Я вновь принялся стрелять, но страшные твари в погоне за нами прыгали прямо через погибших собратьев. Единственное, что спасало нас, то, что лестница была очень узкой, и одновременно лишь один лев мог атаковать, а туши убитых мною затрудняли передвижение остальных.

Мы, наконец, дошли до самого верха. Там был длинный коридор, в котором было много дверей. Одна, прямо за нами, была плотно закрыта. Если бы только нам удалось ее открыть, то может быть в комнате мы смогли найти укрытие.

Оставшиеся в живых львы устрашающе рычали. Я видел, что один из них очень медленно пробирается вверх по лестнице.

— Попробуй открыть эту дверь, — обратился я к Виктори. — Посмотри, может, она откроется.

Она побежала к ней и толкнула.

— Поверни ручку! — закричал я, видя, что она не знает, как открыть дверь, но он» не знала и что я подразумеваю под ручкой.

Я пустил пулю в позвоночник приблизившегося льва и скользнул к Виктори. Первая попытка ничего не дала. Заржавевшие петли и разбухшее дерево ее крепко держали. Но в конце концов она поддалась и как раз в тот момент, когда очередной лев поднялся на верх лестницы, я втолкнул Виктори внутрь.

Затем я повернулся, чтобы ответить на новую атаку дикого врага. Один из львов упал на бегу, другой свалился у моих ног, после чего я проскользнул внутрь и захлопнул дверь.

Быстро оглядевшись, я увидел, что в маленьком помещении, где мы укрылись есть только одна дверь, и со вздохом облегчения на секунду прислонился к толстой стене отделанной панелями, что защищала нас от буйных демонов.

Между двух окон в комнате стоял стол. На противоположном конце его лежала небольшая кучка чего-то белого и коричневого. Минутку передохнув, я пересек комнату, чтобы посмотреть, что это. Белое оказалось человеческими костями — череп, шейные позвонки, руки и несколько верхних ребер. А коричневое — рассыпавшиеся в пыль военная фуражка и гимнастерка. В кресле перед столом лежали еще кости, но большая часть скелета лежала на полу под столом и около кресла. Двести лет назад человек умер, сидя за столом и спрятав лицо в руки.

Под столом находилась также пара позеленевших и почти сгнивших военных сапог со шпорами. В них лежали человеческие кости ног. Между тоненькими косточками рук сохранилась древняя авторучка, которую, судя по всему, время не затронуло, а записная книжка в металлическом переплете прикрывала косточки указательного пальца.

Зрелище было ужасное и одновременно трагическое — последний обитатель великого Лондона.

Я поднял записную книжку. Листы ее подпортились и слиплись, только местами сохранились предложения и отдельные слова, которые еще можно было прочесть. Первое, что я смог прочесть где-то в середине книжечки:

— Его величество сегодня отбыл… е… чество попала… чера. Бог даст, она не умрет… я воен… губернатор Лон…

А дальше:

— Ужасно… сотни смертей сегодня… хуже, чем бомбард…

Ближе к концу я нашел следующее:

— я обещал его вел… и найдет меня здесь, когда вер… один.

Самый читаемый отрывок был на следующей странице:

— Слава Богу, мы выбили их. Не осталось ни одного … на английской земле: но какой ужасной ценой. Я старался убедить сэра Филиппа уговорить людей остаться. Но они обезумели от страха перед смертью и гнева на врага. Он рассказал мне, что в прибрежных городах все сидят на чемоданах… в ожидании, что их перевезут… Что же станет с Англией, если не останется никого, кто восстановит ее разрушенные города!

И последний кусок:

— …один. Только дикие звери… Лев рычит под окнами дворца. Думаю, люди больше напугались диких зверей, чем смерти. Но они все ушли, все, и куда? Насколько лучше будет на континенте? Все ушли — только я остался. Я обещал его величеству, что когда он вернется, то увидит, что я верен своему долгу: я буду ждать его. Боже, храни короля!

Вот и все. Храбрый и навеки безымянный офицер благородно умер на своем посту, храня верность своей стране и королю. Забрать его смогла только смерть.

Некоторые из отрывков были датированы. По некоторым буквам и цифрам, что можно было с трудом прочесть, я смог вычислить, что конец наступил где-то в августе 1937 года, да и То полной уверенности у меня нет.

Дневник, наконец-то, разъяснил одну из весьма занимавших мое воображение тайн, и я удивился, что не догадался сам об этом — откуда взялись в Англии африканские и азиатские животные.

За годы содержания в зоологических садах, они смогли приспособиться в Англии и к дикому образу жизни, на что, собственно, они и были природой рассчитаны, и получив свободу, начали усиленно размножаться, в отличие от содержащихся в неволе экзотических животных в Пан-Америке, которых становилось все меньше, пока в течение двадцать первого века они не вымерли совсем.

Дворец, если он им был, находился недалеко от Темзы. Комната, где мы были заточены, выходила на реку, и я решил бежать в этом направлении.

О том, чтобы пройти через дворец, не могло быть и речи, но снаружи львов могло и не быть. Стебли плюща, обвивающего окно, были толщиной в мою руку. Я знал, что нашу тяжесть они выдержат, и поскольку скрываясь здесь, мы ничего не выигрывали, то я решил воспользоваться плющом и идти вдоль реки по течению в направлении к катеру.

Естественно, присутствие девушки меня очень связывало. Но оставить ее я не мог, хотя понятия не имел, что делать с ней после того, как мы воссоединимся с моими компаньонами. Я был уверен, что она будет испытывать затруднение и замешательство, но она ведь абсолютно ясно дала мне понять, что никогда не вернется к своим, пока существует опасность стать женой Бакингема.

Я был ей обязан жизнью и, помимо всех других соображений; этого было достаточно. Кроме того, моя благодарность и честь требовали вынести все испытания ради нее. Тем более, она ведь была королевой Англии. Но самым могущественным аргументом в ее пользу было то, что она женщина — женщина в беде — и при этом молодая и очень красивая.