Эдгар Берроуз - Избранные произведения. I том

У Лупингу испуганно забегали глаза, и он бочком стал отходить к джунглям.

— Не упустите Лупингу, — предостерёг мушимо, — а не то он опять отправится «наблюдать за людьми-леопардами».

Едва мушимо закончил, как Лупингу бросился наутёк, но тут дюжина воинов перерезала ему путь, и отбивающийся Лупингу был моментально доставлен обратно.

— И не бог вовсе предупредил людей-леопардов о наступлении утенго, — продолжал мушимо. — Я притаился на дереве и видел того, кто сообщил про вас вождю. Они разговаривали, как приятели, потому что они оба — люди-леопарды. Когда же человек этот покинул деревню, я последовал за ним. Я видел, как он спрятался от отступавших людей-леопардов. Я шёл за ним до самого лагеря утенго и слышал его лживые слова. Это говорю я, мушимо.

Слушатели взорвались возмущенными криками. Воины набросились на Лупингу и повалили на землю.

Его тут же и прикончили бы, если бы не вмешательство мушимо, который сгреб негодяя с земли и прикрыл своим телом. В тот же миг дух Ниамвеги с истошными воплями взлетел на дерево, где заметался вверх-вниз, вне себя от негодования, хотя и не знал, в чем дело.

— Не троньте его! — строго приказал мушимо. — Оставьте его мне.

— Смерть предателю! — крикнул один из воинов.

— Оставьте его мне, — повторил мушимо.

— Будет так, как сказал мушимо, — вынес окончательное решение Орандо.

Разгневанным воинам пришлось отказаться от намерения расправиться с мерзавцем.

— Принесите верёвку, — приказал мушимо, — и свяжите его по рукам и ногам.

Команда мушимо была выполнена в считанные секунды, и воины выстроились полукругом, готовые лицезреть казнь предателя, которая сулила оказаться особенно изощренной.

Однако чернокожих постигло горькое разочарование. Вместо того, чтобы расправиться с предателем, мушимо взвалил Лупингу на своё могучее плечо, разбежался, ловко запрыгнул на нижнюю ветвь дерева и скрылся в листве, растворившись в сгущавшихся сумерках.

Наступил вечер. Проглядывавшее сквозь верхушки деревьев солнце плавно клонилось к закату. Его прощальные лучи превратили тёмные воды широкой реки в поток расплавленного золота.

Из леса на окраину обширного поля маниоки вышел белый человек, одетый в лохмотья. По ту сторону поля виднелась обнесенная частоколом деревня. Белый и два его чернокожих спутника остановились.

— Бвана, дальше нельзя, — предостерёг негр. — Там деревня людей-леопардов.

— Это деревня Гато-Мгунгу, — возразил белый. — Когда-то я с ним торговал.

— Тогда ты заявлялся с большой свитой и с ружьями, и Гато-Мгунгу был действительно торговцем. Сегодня с тобой только двое, а Гато-Мгунгу уже давно как человек-леопард!

— Вздор! — воскликнул Старик. — Он не осмелится тронуть белого.

— Ты их не знаешь, — упорствовал негр. — Они готовы убить родную мать, чтобы только добыть мясо.

— Все виденные нами следы указывают на то, что девушку доставили сюда, — настойчиво сказал Старик. — Леопарды они или нет, но я иду в деревню!

— Я не хочу умирать, — возразил негр.

— Я тоже, — подхватил второй.

— Тогда ждите меня утром в лесу до тех пор, пока тень от леса не покинет частокол. Если к тому времени не вернусь, ступайте обратно в лагерь и скажите молодому бване, что меня нет в живых.

Негры закачали головами.

— Не ходи, бвана. Белая женщина тебе не жена, не мать и не сестра. С какой стати тебе погибать ради кого-то, кто никем тебе не приходится?

Старик мотнул головой.

— Вам этого не понять.

Белый поймал себя на том, что и сам он вряд ли понимает. Ему смутно представлялось, что им движет некая сила, не подвластная рассудку, за которой стояло нечто, присущее ему изначально, нечто, идущее от несчетных поколений его предков. Силой этой являлось чувство долга. А были ли другие движущие силы, более могучие, он сказать не мог.

Нет, пожалуй, не было. Были, правда, силы послабее, такие как гнев и жажда мести. Но после двух дней поисков эти чувства настолько поостыли, что ради их удовлетворения он не стал бы рисковать жизнью.

Он не ведал, что в действительности им управляло куда более сильное побуждение, хотя и не столь явное.

— Может, вернусь уже через несколько минут, — произнёс он, — а если нет, то встретимся утром. Старик пожал на прощанье неграм руки.

— Желаю удачи, бвана.

— Да хранят тебя добрые духи, бвана! Белый решительно зашагал по тропе, огибавшей поле маниоки, направляясь к воротам, из-за которых за ним наблюдала пара злобных глаз. Спутники Старика проводили его печальными взглядами.

К Гато-Мгунгу примчался вестовой.

— Явился какой-то белый, — выпалил он. — Один.

— Впустить и привести ко мне, — распорядился вождь.

Когда Старик очутился перед воротами, одна створка качнулась и отворилась. В проёме выросло несколько воинов, встретивших прибывшего с равнодушным видом. В их облике не ощущалось вражды, как, впрочем, и дружелюбия, скорее они держались с пренебрежением. Старик сделал жест мира, который был проигнорирован стражей, но это не смутило белого. Его интересовало не их отношение, а отношение вождя Гато-Мгунгу.

Как примет его вождь, так примут и все остальные.

— Я пришёл повидаться с моим другом Гато-Мгунгу, — объявил Старик.

— Он ждёт тебя, — ответил воин, проинформировавший вождя о появлении белого. — Я провожу.

Проходя по деревне, Старик обратил внимание на множество воинов, среди которых встречались раненые, и понял, что они побывали в сражении. Хорошо бы они одержали победу, тогда и Гато-Мгунгу будет с ним подобрее. Следуя за часовым к хижине вождя, Старик всю дорогу ощущал на себе хмурые, неприветливые взгляды деревенских жителей. В общем, атмосфера в деревне была гнетущая, но даже если и так, отступать было поздно.

Гато-Мгунгу, восседавший на стуле перед хижиной в окружении толпы вассалов, встретил белого небрежным кивком. Ни ответной улыбки, ни радушного слова в ответ на дружеское приветствие Старика не последовало. Ситуация складывалась явно не в пользу гостя.

— Чего тебе? — спросил Гато-Мгунгу. Улыбка сползла с лица белого. Он почувствовал, что настал момент брать быка за рога.

— Я пришёл за белой девушкой, — сказал он твёрдо. У Гато-Мгунгу забегали глаза.

— За какой девушкой?

— Не юли, — оборвал его Старик. — Она здесь. Я два дня иду по следу. Её похитили из моего лагеря. Верни девушку, и я уйду к своим, которые дожидаются меня в лесу.

— Нет здесь никакой белой девушки, — прорычал Гато-Мгунгу. — И вообще белые мне не указ. Я сам вождь! И приказы здесь отдаю я!

— И всё-таки ты подчинишься, — ответил белый, — или я сделаю так, что твою деревню просто сотрут с лица земли.

Гато-Мгунгу скривился в усмешке.