Михаил Баковец - Лорд 2

— С каких это пор немцы стали только моими врагами? — холодно произнёс я и пристально посмотрел ему в глаза. — Или уже страшно стало идти в бой, когда жизнь стала сытнее и теплее?

— Смотри за словами.

— Я-то смотрю.

С минуту мы бодались взглядами. Первым пошёл на примирение собеседник.

— Извини, был неправ, — буркнул он. — Спасибо за оружие.

— Не за что. Без него вам нет смысла бежать.

Кстати, вот и ещё одна ниточка, которая немецких следователей приведёт ко мне. Оружие. Точнее, авиационные пулемёты. Крупнокалиберные пулемёты мастера в моём гражданском лагере установили на лыжные станки. Таких я привёл полтора десятка и двести пятьдесят патронов для каждого. Ещё сорок обычных пулемётов, переделанных в ручные. Также больше ста винтовок с несколькими тысячами патронов, калибр которых подходил и им, и пулемётам. Сорок шесть пистолетов на этом фоне большой роли не играли с их-то слабым патроном и низкой прицельной дальностью. Совсем мало было гранат. Эти полезные вещи мне и самому пригодятся, потому выделил только сорок штук. Три десятка были «толкушками», остальные имели форму яйца. Эти немецкие боеприпасы были так себе, даже советская «тридцать третья» превосходила их в убойности благодаря надеваемой осколочной рубашке, а уж Ф-1 была на порядок удобнее и мощнее. Но выбора у нас не имелось, так как «поставляли» нам гранаты немцы.

— Я отобрал пятьдесят надёжных человек, кто не отказался стать таким, как он, — тихо произнёс Кулебякин, кивнув в сторону беролака. — По правде говоря, вериться с трудом в то, что человек может стать медведем. Если не видел своими глазами, то посчитал бы байками.

— А ещё щупал своими руками, — ухмыльнулся Прохор.

— Не только медведем, ещё и волком или птицей, соколом. Отобранные знают, что им предстоит?

Вместо пленного мне ответил Прохор:

— Ага, знают. Я перед ними перекидывался сегодня вечером, как стемнело.

— Знают, — вслед за ним произнёс Кулебякин. — Никто не отказался, и все надёжные, не предадут. И немцев будут рвать на куски голыми руками и зубами — дай им только шанс это сделать.

— Шансов у них будет полно, — заверил я его, после чего вручил ему командирскую сумку с бумагами. — Здесь карты и план Лепеля с указанием мест, где живут немцы. Нужно выучить и показать твоим командирам, чтобы не путаться. Перед боем я проведу некоторых из них по улицам, чтобы они вживую всё увидели.

— Спасибо. Это то, что нужно, — жадно схватил сумку собеседник.

— Ещё сейчас нужно будет сыграть одну роль.

— Хм? — он вопросительно посмотрел на меня.

— Через полчаса я приведу начальника станции и одного-двух его приближённых. Нужно будет изобразить с ним разговор. Ещё он передаст тебе похожую сумку, которую потом ты оставишь где-нибудь в городе. Пообщаетесь возле ворот, под светом, так как вас будут фотографировать.

— Зачем?

— Нужно так.

— Хорошо, — покладисто согласился он. — Кажется, я и так понял, для чего это нужно.

Ещё на час я задержался в Лепеле, чтобы утрясти все свои дела. Позже они должны сыграть мне на руку, когда следователи станут копать историю «сотрудничества» начальника железнодорожной станции и старшего среди военнопленных, чей лагерь расположен сравнительно рядом с депо. Пусть немцы распыляют свои силы, копают в ложных направлениях. Единственное, чего жаль, так это невозможности продолжать свою работу у Тишина. Он так отлично показал себя в Лепеле, что обидно терять его связи. Хм, может, сделать амулет с личиной и приткнуть к Гансу? Стоит позже подумать над этим вариантом.

В сумерках сани вернулись в лагерь, где я немедленно приступил к обращению людей в оборотней. Всего я привёл с собой шестьдесят два красноармейца из немецкого концлагеря. Семеро были тяжело больны, и я пошёл навстречу просьбам Кулебякина, упросившего взять их с собой и вылечить, так как у него они умерли бы. Прочие горели желанием стать сильнее, чтобы поквитаться с гитлеровцами. Чтобы сделать их иными существами, мне придётся почти до донышка опустошить свои запасы сырья. Вон феи без устали продолжают углублять и расширять котлован в километре от дуба, чтобы хватило на полсотни оборотней. Заодно вместе с новичками превращу в соколов товарищей Струкова. А то озвученный мной им срок уже подошёл к концу.

«Я однажды отказал Борису, сказав, что троих в день будет тяжело провести через казематы оборотней. А теперь нужно за два дня почти шесть десятков людей обратить. Ох, боги, дайте мне сил и терпения», — тяжело вздохнул я про себя, когда представил всю сложность будущей работы.

Часовые на вышках погибли тихо и быстро. Следом отправились на небеса пулемётчики на двух постах со стороны станции. За ними пришёл черёд взвода охраны в казарме-бараке. Спустя двадцать минут к Кулебякину подбежал один из тех, кто вчера вечером вернулся в лагерь от партизан. Внешне он сильно изменился, и дело было не в здоровом облике без следов лишений, перенесённых в немецком плену.

— Товарищ майор, всё сделано, — доложился он. — Вокруг немцев нет, колючку в семи местах порезали.

Таких, как этот боец под рукой Кулебякина было пятьдесят четыре человека. Двое из отряда «Витебские мстители». Ещё трое из тех, кто три дня назад уехал на санях с Киррлисом, сообщили, что после прорыва из города, они вернутся к монголу. Сам командир «Мстителей» не пришёл. Его подчинённые пояснили, что он нанесёт удар по немецким частям в районе Витебска, чтобы увеличить суматоху среди оккупантов. Главная задача у монгола — уничтожение авиации. Если это у него получится, то военнопленные вздохнут свободнее. На этом моменте Кулебякин невольно поёжился, вспомнив налёты немецких самолётов прошлогодним летом, вой сирен пикировщиков, визг разлетающихся осколков бомб, треск и грохот пулемётов с пушками, из которых лётчики поливали красноармейцев.

— Отправляйте сани с больными по оговоренному маршруту, — ответил он бойцу. — Старайтесь провести обоз незаметно для патрулей. Из… ваших сколько будет ч… штыков?

Оборотень не обратил внимания на заминки в речи командира, который не мог привыкнуть так быстро к изменениям у своих подчинённых.

— Восемь, товарищ майор. И ещё пятьдесят простых стрелков с винтовками и пулемётами. Там четыре ручных и два крупнокалиберных выделено.

— Отлично, приступайте к выполнению.

— Есть, — козырнул тот и мгновенно растворился в ночной темноте.

Из восьмисот шестидесяти девяти человек, содержащихся в концлагере, на ногах находилось только семьсот пятьдесят. А выдержать длительный многочасово марш по снежной целине способны максимум пятьсот. «Мстители» отдали пленным четыре десятка саней с лошадьми, чтобы можно было везти больных и раненых, а не тащить их на руках, тратя на это последние крохи сил. Опять же с их слов — всё, что у них было. И Кулебякин склонен верить, так как такое количество гужевого транспорта даже в колхозах не везде имелось. Что говорить про отряд партизан, укрывающийся в лесах, который должен обеспечивать не только людей припасами, но и животных, ремонтировать сани и упряжь. Наверное, Киррлис был рад спихнуть это добро на кого-то, чтобы снять такое ярмо со своей шеи. Хотя, кто знает, как обстоят дела в его отряде? Кулебякин увидел от него столько вещей, которые ранее считал чудесами и россказнями попов, что ничему не удивиться, если узнает, что в лесу у партизан целый табун лошадей и пара мастерских по изготовлению саней и телег. Вон пулемёты. Откуда они в таком количестве у отряда монгола? Ведь там больше половины — это переделки из авиационных моделей, а крупнокалиберные и вовсе все сняты с самолётов. Странная еда, странные возможности, странные бойцы… Кулебякин с каждой новой встречей старался принимать не задумываясь новые секреты и известия о своём союзнике. Иначе просто боялся сойти с ума от всего этого.