Юрий Силоч - Железный замок (без цензуры)

Табас вздрогнул: он сам отвлёкся на машину, так что смерть пленника стала для него неожиданностью.

— Что там такое? — крикнул Нем, высунувшись из кабины со стороны пассажира.

— Всё нормально! — закричал Ибар, пытаясь переорать рычание двигателя. Машина буксовала, пытаясь выбраться из кустов, из-под колёс летела пыль и мелкие камешки.

— Залезайте в кузов! Айтер, давай в кабину! Прут, сюда!

— Поберегись! — Рыба и Хутта, забравшиеся первыми, выбрасывали трупы подростков-помощников. Они были до неузнаваемости изуродованы пулями — нападение было внезапным и патронов атакующие не жалели. Расколотые головы, пробитые шеи и лица, худые впалые груди, из которых со свистом и красной пеной выходили остатки воздуха — зрелище было то ещё. Табас, состояние которого с каждой минутой ухудшалось, отвернулся, дабы не попрощаться с содержимым желудка.

Пол в кузове был скользким, на нём валялись какие-то подозрительные сгустки, о природе происхождения которых Табас не хотел думать. Зато лавки — три штуки, две у бортов и одна в центре, — наличествовали. Табас сразу, едва сбросив рюкзак, опустился на левую и сумел, наконец, отдышаться. В голове шумело, нос намертво заложило, и предчувствие, что случится что-то плохое, не давало покоя. К тому же начали затекать ноги, которые никак не удавалось удобно пристроить. Ибар уселся рядом, Рыба, Хутта и Прут расположились кто где.

Обожжённый дважды постучал по кабине водителя, и грузовик, дёрнувшись так, что Табас едва не рухнул на пол, помчался по дороге, вздрагивая на многочисленных ямах и кочках.

— Терпи, — жёстко сказал Ибар юноше, который скрежетал зубами. — Дальше будет только хуже.

Табас корчился от боли. С каждой секундой ему становилось всё хуже — кожа горела огнём, будто тело окунули в ванну с кислотой, ужасно тянуло внизу живота, а конечности ломило так, будто он сутками сидел без движения.

Тряска в кузове не добавляла комфорта: стоило Табасу устроиться хоть с каким-то подобием удобства, машина подпрыгивала, и юноша вместе с ней. Несколько раз он падал с лавки, и каждый раз ему помогал подняться Ибар. Обожжённый наёмник сидел рядом и присматривал за напарником, непонятно чего ожидая.

Наконец, когда Табаса на лавке скрутило винтом и стошнило прямо себе на грудь, Ибар постучал в кабину. Машина остановилась, хлопнула дверь. Наёмник вылез из кузова и заговорил с Айтером. Табас слышал их негромкий разговор так, словно он происходил в другом измерении. Голова была большой и горячей, как воздушный шар, реальность воспринималась с трудом.

— Аптечка есть в кабине? Достань, — сказал Ибар, и Айтер, судя по шороху и раскачиванию кабины, полез внутрь.

— Есть что-то.

— Давай сюда, ага.

Вжикнула молния. Сидевшие напротив Табаса бойцы смотрели на него с сожалением — покрасневшие от царившей под тентом жары, грязные, как черти, и измазанные в чужой крови.

Ибар выругался.

— Что?

— Да нет тут ни хрена! — рыкнул обожжённый.

— А что ты искал вообще?

— Снотворное.

— Что, совсем плохо? — осторожно спросил Айтер.

— А ты сам как думаешь?.. Ломает его. Ладно, хрен с ним, со снотворным, — снова что-то зашуршало. — На, держи. Трогайтесь, как я постучу.

Табас перевёл взгляд, перед которым всё плыло, на плавно качавшийся брезентовый полог. По ослепительно-яркой полоске света между тентом и кузовом показалась перебинтованная голова, и вскоре с молодецким «Хэть!» внутрь залез Ибар, державший в руках два бумажных блистера с какими-то таблетками. Сняв с пояса флягу, он вытащил две таблетки и поднёс их ко рту Табаса.

— Пей. Обезболивающее и от желудка. Стошнит — пристрелю! — мрачно заявил он, и Табас послушно проглотил два белых кругляша, запив их водой из фляги.

Его сразу же повело, голова закружилась, желудок как будто кто-то сжал в кулаке. Ибар, увидев перекошенное лицо напарника, заорал на весь лес:

— Держи, блядь! В себе держи!.. — он кричал с такой яростью, что Табас перепугался до полусмерти, и, наверное, именно это помогло: тошнота отступила, но во рту всё ещё стоял настойчивый привкус желудочного сока.

Убедившись, что Табас принял таблетки, Ибар снова постучал кулаком по кабине, и грузовик, басовито затарахтев, тронулся, запрыгав дальше по просёлку.

— Сколько?.. — не своим голосом спросил Табас, хватая расплывавшегося перед глазами напарника за рукав. — Когда прекратится?..

Ибар лишь покачал головой:

— Несколько дней. Возможно, неделя или даже две.

Табас выругался.

— Почему после первого раза не было так хреново?

— Потому что это второй шанс, — ухмыльнулся Ибар. — А третьего не дано.

— Что?.. — наёмник закашлялся. — Что со мной будет?

— Со временем будет отпускать, — утешил Ибар, добавив бочку дёгтя к чайной ложке мёда: — Но зависимость останется до конца жизни.

— Спасибо, блядь! — буркнул Табас, чувствуя, что у него начинает урчать в животе.

— Не меня благодари, а Нема. Это он первым заорал, что тебя убили.

— Поблагодарю, ага… — кривясь от боли, пронзавшей всё тело, сказал Табас, вспоминая, что рассказывали в лагере про второй шанс. Наркотики. Что-то для снятия боли, что-то для энергии, плюс безумный коктейль, который мог временно поставить на ноги даже мёртвого. — Прекрасно… Просто, блядь, прекрасно.

Табаса снова скрутило. Всё тело как будто горело в огне. Кожи словно не существовало, одновременно тошнило и хотелось гадить, тупая ноющая боль в желудке соседствовала с ломотой в конечностях, зубной, головной и прочими разновидностями боли.

Тело стало злейшим врагом юноши, но от него было не избавиться. Психику корёжило не меньше — обострилась паранойя, наёмнику казалось, что кругом враги, которые окружают, нависают над ним чёрными тенями и заносят огромные ножи, вымазанные дерьмом.

Если бы руки оставались тверды, а пальцы не были вялыми, как варёные сосиски, Табас бы с наслаждением вставил ствол себе в рот и спустил курок.

Наёмник не мог уснуть: ломка позволяла лишь ненадолго свалиться в мучительное забытье, где сон, фантазии и реальность смешивались воедино в водовороте мыслей и образов. Время смазывалось, то замедляясь настолько, что минуты были нестерпимо длинными, то ускоряясь и проглатывая разом по несколько часов, проведённых в галлюцинациях. Голова-раскалённый шар не понимала, что действительно говорили, а что было плодом воображения.

— В то время, как Его Превосходительство!..

— …право на каннибализм и убийства! Свобода слова, печати и собраний! Унтер-рядовой Василиус Драфт…

— Чёрт, он, кажется, обделался!.. Это омерзительно!

— Убирай давай!

— Политика давления ведётся в отношении нашего Дома уже сотни лет, но несмотря на все преграды и трудности!..