Евгений Алексеев - Меняла [СИ]

Однако противник использовал нашу же тактику, которую мы применили в борьбе с Домом Акримов. Почему Огл не отреагировал вовремя? Угроза была незначительно, и мы недооценили силу своих недоброжелателей. Два-три небольших судебных процесса по страховым случаям и несколько спорных торговых договоров привели к тому, что на Дом начались гонения со стороны властей. В Балхе имущество Дома арестовали до разбирательства в суде по ложным обвинениям, несколько префектов завели дела о мошенничестве по совершенно смешным поводам. Купленные нами судьи и чиновники были готовы рвать врага, но тот действовал чрезвычайно умело и осторожно. Все это беспокоило, но не сильно, сумма контрактов, даже если дела будут решены не в нашу пользу, была ничтожной, и я готов был погасить обязательства хоть в тройном размере в любой момент.

Но это знал и наш враг, которому, как оказалось, был нужен лишь повод, чтобы наложить лапу на самое ценное для меня – мою личную свободу. Я был вызван для допроса в службу савахов. Отказываться от таких приглашений было не принято, да и я не чувствовал особой угрозы. Однако никто не мог предполагать, что враги будут действовать столь беспринципно и прямолинейно. Внутри здания савахи отсекли мою личную охрану, а меня даже без сохранения видимости следствия сковали цепями и вывели через другой вход, водворив в банальную тюрьму для уголовников.

Самая скверная тюрьма Риттена находилась за аршаимами ремесленников в бывших купеческих складах, которые отошли в казну за недоимки. Крепкие стены, узкие редкие окна вот и все наследство, что осталось от купцов. В бараках были полки в три рядя, неистребимая вонь немытых тел и скудная еда. Все это для простых смертных, глава Дома никак не мог попасть сюда, а это значит, что меня просто нагло похитили. Почему не прибили в дороге? Наверное, я еще нужен живым и неизвестный заказчик моих неприятностей надеется что-то получить от меня. А здесь попросту спрятали, так как понимали, что Огл и Рэнди перевёрнут весь Балх в поисках своего друга. Оставалось лишь запаслись терпением и ждать. Поиск не должен был занять много времени, ведь привезшие меня сюда савахи оставили хоть какой-то след. Теперь мне стало понятно, почему меня так настойчиво заставили переодеться в чужую одежду, и просто с воровской сноровкой сняли все украшения. Скорее всего, в тюрьму меня бросили под другим именем, и по сфабрикованному делу. А вытащат отсюда только, когда неведомым врагам будет удобно. Пошуметь? Но скорее всего меня вряд ли оставили без присмотра, и есть приказ, если что убить. Более того, как оказалось позже, начальник тюрьмы был тоже должным образом проинструктирован. А так как савахи не первый раз пользовались такими услугами, пряча государственных преступников или влиятельных ренегатов, о которых не должен был знать никто, то, как бы я не возмущался, положение в ближайшие день-два не улучшится. А вот по прошествии недели, когда Огл и Рэнди поднимут шум, а администрация тюрьмы поймет, кого незаслуженно держит в застенках, можно попробовать надавить. А пока терпеть и ждать.

Но время в этот раз работало не на меня. Цепь случайностей вначале разрушила планы моих похитителей, а потом и мои скромные надежды на скорое освобождение. В бараке, куда меня бросили, царил необычайный порядок. Нет, речь не идет о чистоте. Здесь в отличие от моих представлений не избивали новичков, сильные не претендовали на скудный паек случайно оказавшихся в застенках сельских мужиков. Кто-то очень уважаемый в этой среде сумел наладить подобие структурированного общества. В тщательно оберегаемом от лишнего внимания углу находился таинственный кукловод, из-за наличия которого меня возможно и определили в это узилище. Знали, что здесь я не пострадаю от случайной стычки или просто попытки отобрать обед. Обед, кстати был, весьма, отвратителен: серая, плохо пахнущая жижа, которой можно было лишь обмануть желудок. Но я находился в тюрьме всего пару дней, а потому еда была последним, о чем приходилось думать. Дни проходили медленно и уныло. Здесь не было прогулок, построений или каких-либо работ. В этой тюрьме каторжане ждали своих покупателей. В Риттене было принято отдавать осужденных на тяжелые работы на срок заключения. Предпочтения отдавались принадлежащим казне солеварням, каменоломням, серебряным копям, шахтам, где добывали самоцветы. По слухам, условия труда там были адские, а из рабов-каторжан выжимали все соки. Мало кто доживал до конца срока. Общество цинично избавлялось от своих болезней, безжалостно вырезая пораженные участки.

Тюремная жизнь била ключом: приходили новички, решались межклановые споры. По привычке опытного торговца я старался подмечать все, что происходило в бараке. Новичков обычно по одному водили в угол к местному царьку. Потом определяли полку, на которой он будет спать, и которая говорила всем о статусе новичка. В бараке, несмотря на жесткую дисциплину, было несколько группировок, как я позже узнал, каторжане делились на две неравные части: большая — случайные сидельцы и меньшая — матерые преступники. К первым относились злостные должники, загулявшие и наделавшие бед деревенские мужики, дезертиры, в общем, все те, кто оказался здесь впервые и не в силу своей профессии. Эта масса была по большому счету бесправной и вынуждена была делиться скудным пайком и хорошими вещами с представителями второй половины. То были подлинные дети криминального мира: воры всех мастей, убийцы, сутенеры, разбойники и грабители. Если первая половина была аморфной неорганизованной массой, то вторая состояла из нескольких крепко сбитых банд.

В бараке властвовали представители гильдии воров. Группа была многочисленной и крепко спаянной и, несмотря на то, что среди воров было маловато бойцов, они уверенно держали власть в своих цепких руках. Второй по численности были убийцы, которым судя по всему, симпатизировали разбойники, наемники и даже парочка неведомо как попавших сюда пиратов.

Таких арестантов как я в бараке почти не было. Меня определили к небольшой группе неплохо одетых людей, которым постоянно что-то приносила охрана, правда львиную долю продуктов и вещей тут же приходилось отдавать гильдии, но за это к толстосумам относились вежливо и старались беречь. Мне ничего не носили, и ничего не просили. Было ощущение что меня попросту не существует, однако я понимал, что без присмотра меня не оставили, потому старался вычислить кто же, следит за мной и возможно получил приказ убить, если что-то пойдет не так. Подозрительном показался молодой крепкий паренек, который занял полку рядом буквально на следующий день, как я оказался в бараке. Хотя, судя по его уверенному поведению его место, было поближе к властителям тюрьмы. Вторым, но на вид менее опасным был пожилой, неимоверно иссушенный лишениями арестант, который как, ни старался казаться потерянным и слабым, все, же нет-нет, да и показывал свою волчью натуру. Один из этих двоих всегда старался быть рядом со мной, что еще больше укрепило мои подозрения.