Гарет Пауэлл - Угли войны [litres]

То, что пули оставили от входной двери, качнулось на петлях, и на пороге показалась Альва Клэй с пистолетом в руках, готовая встретить атаку снаружи. Она поддерживала незнакомую женщину с пулевой раной в бедре. За ней капитан Констанц вывела на свет раненого мужчину. Я открыла передний люк и чуть подалась назад – окончательно лишив фасада магазин на дальней стороне улицы, чтобы им было удобнее прямо с помоста перед салуном шагнуть в защищенный шлюз. Бо́льшую часть внимания я уделяла окружающим строениям. Мои датчики зарегистрировали дюжину человек, скрючившихся в погребах и в глубине зданий. Инфракрасные силуэты пылали на холодном фоне их продутых сквозняками домов, и мои орудийные турели пощелкивали, разворачиваясь так, чтобы всех держать под прицелом. Вздумай один из них потянуться хотя бы за столовым ножом, я бы превратила такого в фарш, не дав ни малейшего шанса навредить моей команде.

За два часа мы с Адамом так углубились в запутанный лабиринт, что я бы уже не нашла обратной дороги к «Амстердаму», даже возникни у меня такое желание. Температура воздуха в каньоне была около нуля, так что я испытывала благодарность к скафандру, а также к Адаму, которому хватило самообладания захватить второй для меня. Без них обоих плохо мне пришлось бы в тоненькой хирургической робе из лазарета.

Мы мало разговаривали – берегли дыхание для ходьбы. Адам ковылял, повесив голову, глядя себе под ноги. И я, как ни помята была, как ни тяжело давался мне каждый шаг, понимала, что ему больнее. Я свою долю ужасов уже пережила. А у него на глазах только что уничтожили его дом, корабль, где он родился, вместе со всеми жителями. Его оторвали от всего родного. Друзья, семья пропали или погибли, а его забросили в лабиринт из дурного сна, заставили тащиться между двухкилометровыми стенами, и в спину дышит угроза его собственной насильственной смерти.

Неудивительно, что его не тянуло на разговоры.

Меня же одолевали вопросы. Во-первых, хотелось бы знать, кто в ответе за торпедный удар по гражданскому лайнеру и что их на такое подвигло. Правда, мы шли через спорную систему, но такая неприкрытая агрессия приведет только к новому ожесточению конфликта. И что же сам «Амстердам»? Этим торпедам и близко к нему подобраться не полагалось. Гражданские лайнеры тоже снабжались оборонительными орудиями. Корабль должен был уничтожить их, как только уловил приближение боеголовок. А тут все выглядело так, словно корабельный мозг попросту уснул в своем носовом отсеке. Оставалось надеяться, что прежде, чем отключиться, он послал сигнал бедствия.

Во-вторых, мне хотелось бы знать, чего ради атаковавшие дали себе труд спускаться за нами на поверхность этого нелепого пузыря размером с планету? С тем же успехом нас могли прикончить с орбиты – ударить новыми торпедами по месту крушения, а не возиться, пристреливая каждого выжившего поодиночке.

Разве что им нужен был определенный выживший.

Эта мысль знобко отдавала паранойей. Что, если неизвестные убийцы охотятся именно за мной? Если распознали меня за чужим именем и переделанным лицом? Я поежилась в облегающем тепле скафандра и решила, что это, в сущности, все равно. По большому счету не важно, почему тебя убивают. Пуля в голову дает один и тот же результат для жертвы, какие бы мотивы ни двигали стрелком.

Я вернулась мыслями к минувшей ночи. Мы пили красное вино на веранде ресторана с видом на центральную шахту. Играл струнный квартет. С террас над нами свисали вьюнки и лианы, розовые и белые цветы надушили воздух. Танцевали, трепеща крылышками, бабочки. Звенели бокалы, и, на блаженные минуты погрузившись в обожание Адама, я сумела забыть прошлое. Тяжесть цепей ослабла, позволив на кратчайший миг отдаться простому наслаждению соблазна.

Как далеко все это ушло.

Остался только стук наших шагов по голому камню.

– Ты изменилась, – сказал Адам.

Мы задержались перед новой развилкой. Он упирался руками в колени. Я, поддерживая запястье здоровой рукой, осторожно сгибала и разгибала помятую, пытаясь оценить тяжесть повреждения. Пока что я была уверена только, что кости целы.

И обезболивающее, к счастью, еще действовало.

– Как это?

– С тех пор как я нашел тебя с той мертвой женщиной. Ты… стала другой.

Начинающему стихотворцу, усердно изучавшему поэтический язык, следовало бы искуснее выражать свои мысли. Тем не менее его замечание внушило мне привычное беспокойство – испуг актера, нечаянно вышедшего из роли.

– У меня тоже шок, – сказала я.

Он разогнулся, придерживая ладонью поясницу.

– Нет, это не то. Совсем не то.

Я мысленно перебирала минуты нашего бегства. Не сказала ли, не сделала ли чего-то, что могло выдать ему мою подлинную суть? Если он хоть заподозрит…

Кулаки у меня сжались.

– А что же тогда? – нарочито равнодушно спросила я, гадая, хватит ли у меня духа хладнокровно убить его здоровой рукой.

– Шок у меня, – сказал он, – а у тебя нет. Это не шок. С тех самых пор, как я тебя нашел, когда ты забрала обувь у мертвой, ты спокойна и методична. Как будто знаешь, что делать, как будто уже бывала в таких ситуациях.

– Я просто пытаюсь спасти нас обоих.

Он помотал головой:

– И не только. Вчера я этого не разглядел, но теперь… как ты держишься, как говоришь. Ты как… солдат.

Я обернулась, оглядела пройденный нами путь. Никаких признаков погони, а мне нужна была минута – справиться с выбросом адреналина от его подозрений.

– Такая проницательность не доведет тебя до добра.

– Что ты хочешь сказать?

Несмотря на болезненное возбуждение, усталость и боль давили мне на плечи тяжелым плащом. Я медленно развернулась к Адаму. Он смотрел круглыми, испуганными глазами. На лбу царапина, на щеках темные разводы – пытался вытереть слезы.

Я прерывисто выдохнула:

– Что ты прав. Я не та, за кого ты меня принимал, никогда ею не была… и еще недавно могла бы тебя убить, чтобы сохранить эту тайну.

Он попятился.

Чтобы его успокоить, я подняла ладони:

– Не бойся. На этих старых руках и так слишком много крови. Больше мне не надо.

Адам отступил до стены и остановился, распластав пальцы по гладкому камню.

– Кто ты? – спросил он. – Кто ты на самом деле?

Я встретила его взгляд и, поколебавшись, пожала плечами – подняла глаза к проколотому бриллиантиками звезд небу.

«А! И черт с ним», – подумалось мне.

Нам не по силам без конца бежать от погони. Очень может быть, что утро застанет нас в лужах собственной крови. А если уж умирать, хотелось бы сначала скинуть груз. Пусть Адам понимает, кто я и почему ему придется умереть заодно со мной.

Во рту у меня было сухо. Холод проникал даже сквозь изолирующие подошвы скафандра и толстые туфли покойницы, так что я побоялась отморозить пальцы на ногах.