Гарет Пауэлл - Угли войны [litres]

На мгновение я согнулась, придавленная грузом отчаяния и усталости, и испытала непреодолимое желание сесть рядом с женщиной и ждать своей смерти. Если уж оставаться вечно в гробнице этих коридоров, так хотя бы не одной. Пусть ее рука высохла, но это человеческая рука, и мне хотелось подержаться за нее в последние минуты – утешиться ее прикосновением.

Не потому ли она осталась со своим павшим товарищем? И в ней страх одиночества пересилил волю к жизни? Я опустилась перед мертвой. Она сидела, запрокинув голову, прижавшись затылком к белой стене. Незрячие провалы глаз словно озирали мир сквозь потолок, и я задумалась, какие мысли мелькали в пещере ее черепа, когда она угасала здесь рядом с мертвым сослуживцем, дожидаясь окончания жизни. Может быть, раскаяние? Сожаление об ошибках, о непройденных дорогах?

Я подняла руку, без единой мысли потянулась накрыть ладонью ее щеку, но рука замерла возле ее лица.

У нее шевелились волосы.

Сухая, паутинная прядь, свисавшая над ухом, чуть качнулась. Я подставила палец, но ничего не ощутила. Я нахмурилась на секунду и тут же обругала себя за дурость. Меня ведь облегал персональный пузырь воздуха для дыхания. Даже если бы по коридору пронесся шквал, я бы его не ощутила.

Встав, я подняла найденную в ее кармане салфетку и порвала ее на мелкие кусочки. И стала бросать эти клочки по нескольку зараз.

Да, сквозняк. Обрывки трепетали. Слабый, но ровный ток воздуха тянул спереди, из-за изгиба коридора. Может быть, женщина в своем воздушном пузыре о нем так и не узнала. Или у нее уже не было сил проверить.

Я, вдруг исполнившись энергии, смахнула с ладони клочки салфетки. Опустила взгляд на женщину и ее спутника и почтительно отдала им честь:

– Спите спокойно, друзья мои.

Я удерживала салют двадцать или тридцать секунд, а потом развернулась на каблуках и поспешила туда, откуда тянуло сквозняком.

Стайки торпед одна за другой вспыхивали ядерным фейерверком. Сквозь огненное варево звезды до меня доходили безвредные на таком расстоянии ударные волны. Фенрир, понимая, что в плазме их датчики бесполезны, по-видимому, швырял торпеды как глубинные бомбы, сбрасывая в солнце и подрывая наугад в надежде зацепить меня. Пока что они все промахивались самое малое на сто километров.

– Как наши дела? – спросила капитан.

– Противник тратит боеприпасы, пытаясь выгнать нас на открытое место, – ответила я через экран в рубке.

Капитан Констанц не улыбнулась. На лбу у нее блестел пот.

– Не слишком долго пришлось ждать, пока он нас найдет. Сколько мы сбросили тепла?

– Боюсь, гораздо меньше, чем надо бы.

Она покосилась на гладкие переборки:

– Значит, скоро снова придется всплывать?

– В ближайшие минуты.

Капитан Констанц понурилась и спросила:

– Сколько торпед осталось у «Фенрира»?

– Еще две.

– Если он не производит новых?

Голос ее отяжелел и остыл.

– На это у него не было времени.

– Он здесь просидел неделю. Мог набить грузовой отсек торпедами.

– Маловероятно, хотя возможно.

– Маловероятно? – рассмеялась капитан. – Ты ставишь наши жизни на «маловероятно»?

Я не сумела понять, что здесь смешного.

– Мой тактический анализ предполагает, что «Фенрир» не рассматривал нас как серьезную угрозу и не считал нужным накапливать боеприпасы. «Адалвольф» придет ему на помощь через несколько часов. Согласно моему прогнозу, он будет ждать, чтобы меня выгнала из укрытия потребность сбросить тепло. После чего атакует тем же оружием, которое применил против «Хобо» и «Хейст ван Амстердам». Он постарается заставить меня отказаться от обороны и перейти в пассивный режим, затем прикончит оставшимися торпедами.

– И мы позволим ему эту попытку?

– Выбор у нас невелик, но благодаря госпоже Петрушке я предупреждена и вооружена.

При всей моей наружной уверенности, я не без трепета позволила течению плазмы вытолкнуть меня к бурной поверхности звезды. Все, что мне было известно о приготовленном против меня оружии, основывалось на слухах и догадках.

И все же, вопреки всем опасениям, меня переполняла буйная радость. Я – тяжелый крейсер, машина смерти и войны. Прятаться, пусть и по стратегической необходимости, представлялось мне трусостью. Я пряталась, потому что так надо было, но теперь, поднимаясь навстречу врагу, я вспоминала бодрящий, опьяняющий азарт боя. Я рвалась на врага из огненного горнила – с пылающим корпусом, изготовив к стрельбе торпедные аппараты.

Что может быть прекраснее?

Мгла впереди редела, и я направила внимание на тактический обзор. Когда мой нос выглянул над поверхностью, я включила двигатели и швырнула себя в пространство, увлекая за собой кометный хвост раскаленной звездной материи.

Фенрир крейсировал над звездой в пяти тысячах миль влево от меня. Я ощутила прицел его лазеров, но люки торпедных установок остались закрытыми. Вместо атаки он вызвал меня по гиперсвязи.

«Вот оно», – подумала я.

И всего на миг явственно представила себя человеком: стою в пустой комнате у залитого дождем окна и слушаю, кутаясь в шинель, как снова и снова звонит телефон.

Видение отступило.

Что это было – первый удар атаки или другое? Быть может, следовая память женщины, чьи клетки легли в основу моего сознания. Неужели такое сохраняется в ДНК? Возможно ли это?

Я отбросила этот вопрос. Фенрир, продолжая посылать сигнал, разгонялся в мою сторону. Чтобы начать схватку, мне стоило только принять его вызов.

К этому времени я уже пять с половиной секунд находилась вне звезды. Я открыла торпедные люки и начала пятнадцатимиллисекундный отсчет. На счет «ноль» я выпустила последние две торпеды и ответила на вызов.

Из приемника хлынули демоны.

Я увидела себя стоящей в виртуальном конструкте – на ледяной, продутой ветрами скале над голой пустошью. Тело мое было телом той покойной женщины, и одета она была в шинель из недавней галлюцинации. Темные тучи с востока обещали скорый дождь. На западе, за безжизненной ржавой порослью, лизало каменистые берега мертвенное море цвета глины.

А надо мной нависал Фенрир.

Он избрал человеческий облик. Глаза его были огненными туманностями на лице цвета голой кости. Сверкали серебряные латные перчатки и кираса, ветер трепал длинные пряди каштановых волос, а за узким торсом колыхался плотный черный плащ.

– Ты не могла спастись, – сказал он.

Это прозвучало почти виновато, но, заговорив, он занес надо мной длинный меч. Я пожала плечами и стала смотреть на равнину. Все, что на ней росло, выглядело мертвым или умирающим, а ветер доносил первые капли дождя.

– Ты до меня добрался?

– Да.

– И что дальше?