Мира Грант - Чужой: Эхо [litres]

Кора встала и поцеловала меня.

На глазах у всех. На глазах у самых популярных ребят в школе – таких же, как она, бок о бок с которыми ей жить в этой колонии еще долго после того, как исчезнет память о забавной блондинке, чьи родители изучали жуков. На глазах у изгоев и отщепенцев, в чьих глазах я в один миг стала кем-то вроде героя-победителя. Кровь стыла в жилах – и в то же время кипела, казалось, я способна на что угодно, потому что Кора снова поцеловала меня, поцеловала на глазах у всех, и это уже совершенно точно – не только в моем воображении.

Вот он, лучший день моей жизни. Он все-таки настал.

Кора наконец отстранилась от меня – раскрасневшаяся, с улыбкой на лице. А я так и стояла столбом. Просто не могла найти в себе силы пошевельнуться.

– Я составлю список гостей, – сказала Кора, как будто это ее вечеринка, а не моя. Но, честно говоря, мне плевать. Пусть приводит с собой кого угодно – пусть только даст мне поцеловать ее снова, и снова, и снова.

Остаток дня прошел в вихре мыслей о Коре – о том, как наши губы касаются, о том, как чудесно пахнет ее дыхание, об этой легкой нотке машинного масла в ее запахе – я не знаю, откуда она берется, но мне не терпелось узнать. Загрузив домашние задания, я отправилась восвояси сквозь лабиринт колониальных улиц.

Большая часть инопланетных колоний страдает от того, что планы и их реализация очень сильно расходятся. Колонисты проводят немалую часть жизни за работой, размышляя о том, насколько совершенным будет их новый мир, почти наверняка лишенный вороха проблем мира старого. Вот почему всякий новый проект стараются сделать максимально не похожим на предыдущий. В одной колонии жителей расселяют по башням, минимизирующим воздействие на окружающую среду, при этом лишая их личного пространства. В другой строят просторные индивидуальные жилища, где каждому найдется место для уединения, но рано или поздно это сказывается на природе. Так оно и будет, как мне кажется, отныне и впредь – до тех пор, пока существуют люди и пригодные для жизни планеты.

Колонии, управляемые корпорацией, отличаются более четкими правилами; в этом случае не застройщики принимают решения, а люди, им платящие. Те, которым плевать, чего хотят новые жители: главное – строгий баланс интересов планеты и населения. И мне, если честно, такой подход нравится куда больше. В таких колониях всегда есть место здравому смыслу.

Но даже самый проработанный план застройки никак не влияет на уйму ограничений, которые есть в новом мире – будь то гравитация, атмосфера или, как в случае с Загреем, проблема найти ровную площадку с прочным основанием для строительства, не сживая с нее целые экосистемы. Ограничения такого рода, конечно, имеют погрешности, выводящие моих родителей из себя – ведь на самом-то деле нет такого понятия: «неиспользуемая земля». Есть только земли, не обжитые теми видами, которые жалко истреблять. Насекомые, мелкие рептилии и амфибии, множество других более странных миниатюрных форм жизни огребают сполна, когда на их планету прибывают колонисты – люди забывают о том, что им тоже нужен дом. А зря.

Всякий дюйм земли с собственной биосферой, занятый людьми, украден у кого-то. Порой трудно об этом забыть – особенно когда место занимают уродливые промышленные постройки. Например, колониальный поселок на Загрее.

Наша школа находилась на окраине поселка, целиком накрытого прозрачным куполом, и ученики могут смотреть из окна на дрожащую радугу трав и радоваться, что ворота крепко заперты, а большой страшный мир – где-то там, далеко. Есть тренажерный зал и зона отдыха, но они надежно огорожены. Никто из учеников не покидает периметр. И никто, похоже, не считает это проблемой. Попытки объяснить это им так изнуряют меня. Я перестала уже и пытаться.

За воротами школы раскинулся лабиринт узких улиц и переулков, утыканных магазинами и домами в три, четыре или пять этажей. Такие люди, как Кора, живут в больших, отдельных домах в центре колонии – их строили для нового колониального правительства сразу после приземления. Забавно, что Мишель, похоже, считает это в порядке вещей. То ли дело я: свалилась как снег на голову и нарушила давний порядок вещей. Как бы ни старались в колонии уравнять всех жителей, в конце концов все сводится к борьбе за статус.

Был в колонии и личный транспорт, но чтобы им воспользоваться, приходилось расплачиваться рабочим временем. Лично я бы не хотела торчать в этом сером, безжизненном месте дольше, чем положено. Все, что меня окружает, было когда-то переработано, но отнюдь не так бережно, когда мусор превращается во что-то ценное. Как будто кто-то постирал светлые и темные вещи вместе, и в результате все вещи стали однородной серой массой. Здесь все такое одинаковое, что даже колонисты начинают казаться на одно лицо. В общем-то, удивляться нечему: одежда из переработанной ткани не отличается многообразием цветов, и даже волосы покрасить тут, судя по всему, роскошь. Все это однообразие доводит меня до зубовного скрежета. Постоянно кажется, будто со всех сторон меня судят за один мой выбивающийся облик.

Если бы не Кора, каждую ночь я проводила бы в раздумьях о том, что учудить, чтоб побыстрее покинуть этот мир. Да и даже если брать Кору в расчет – не хотелось мне связывать свое будущее с этим местом. Было бы неплохо как-нибудь убедить ее в том, что Вселенная больше и лучше Загрея, и что именно я способна показать ее ей. Такова она – моя самая заветная мечта: улететь отсюда вместе с Корой. Ну и с Виолой, конечно. Сестра мне дороже всех на свете, и если кто-то не примет Виолу, то и говорить не о чем.

Но Кора бы приняла ее. Почему-то я в этом уверена.

Я так увлеченно витала в облаках, что даже не заметила, как меня преследуют. Лишь когда чья-то рука стиснула мое плечо и меня со всей дури швырнули о железную стенку – от удара я чуть не задохнулась, – до меня дошло: я влипла. Я попыталась вдохнуть и закричать, но едва я открыла рот, потная ладонь Мишеля запечатала его, заставляя умолкнуть.

– Оставь ее в покое! – злобно процедил он. Надо же, раньше я и не подмечала, насколько он здоровый и сильный. На фут выше меня, с раскрасневшимся румяным лицом, волосами цвета сухой травы. Он – плоть от плоти Загрея, тут ему будто бы самое место – под этим безжалостным оранжевым небом. – Не говори с ней, не смотри на нее так, не целуй ее. Ты поняла? Кивни, если поняла.

Есть лишь один человек, кого он мог иметь в виду. Потому я сделала единственное, что могла в данных обстоятельствах.

Укусила его.

Не то чтоб до крови, но больно – уж точно. Вскрикнув, он отдернул руку. Впрочем, почти сразу сжал ее в кулак и попытался ударить меня, но я-то девица шустрая. В последнюю секунду я увернулась, и костяшки Мишеля врезались в металл – даже стенка вздрогнула.