Николай Андреев - Дорога в Лефер

Едва стопа его правой ноги коснулась верёвочной лестницы, по которой люди забирались на летающие корабли, как раздались ошарашенные возгласы легионеров. Лид повернулся в сторону океана — и, в первый и последний раз в жизни, преодолел тридцать ступенек за одно-два мгновения, а может, и того меньше. Как бы, по-вашему, повёл себя человек, завидя гигантскую волну? Волну, которая — легионеры в том готовы были поклясться — разгоняла кромкой своей облака!

Нарсес подал руку напуганному до смерти Лиду, помогая забраться на палубу. Аркадий повалился на доски, такие приятные, дарившие уверенность в будущем доски… В это мгновение он готов был расцеловать это творение лучших мастеров Государства, но вовремя себя одёрнул: нельзя проявляться столь бурные эмоции в присутствии черни. Даже в такие мгновения виночерпий ванакта должен помнить о своём положении!

Гул циклопической волны усиливался с каждым мгновением.

— Вверх! Вверх — надсадно закричал Нарсес.

Только быстрый набор высоты мог бы спасти их. Качнувшись, катерга начала подниматься. Корабли двигались к солнцу с разной скоростью. Один даже оказался совсем-совсем низко. А волна-то подступала.

Наплевав на все (ну, почти) правила этикета, Аркадий вцепился в кольцо-держатель, спасшее ему жизнь во вчерашнем бою. Бывший виночерпий предположил, что лучше старое проверенное средство, нежели безуспешный поиск нового. И, во многом, он оказался прав.

Приближавшаяся волна казалась с каждым мигом всё громаднее. То, верно, был сам океан, решивший пойти в последний и решительный бой против суши: столько воды просто не могло быть в мире! Глубины должны были быть осушены, чтобы двинуть такую глыбу! А она всё росла и росла.

Звук ужасного — верно, последнего в истории — прибоя усиливался. Он добирался до самых потаённых уголков души, и заставлял трястись каждую частичку тела от вырвавшегося на свободу страха. Ужас первых людей, сотворённых Отцом ванактов, пред природой дал о себе знать. Даже Нарсес, смуглый Нарсес — и тот побледнел, став белее мела.

И вот она ударила. Одна катерга, не успевшая набрать высоту, встретила кормой её… Нет, Её — и оказалась проглочена. Больше никто и никогда не видел даже ошмётков корабля. Пучина поглотила корабль с людишками, возомнившими себя владыками Вселенной.

Пенный гребень прошёл прямо под килем. Лид застучал зубами от сковавшего его ужаса. Даже на молитву сил не было — вид Её сковал его по рукам и ногам.

А потом Она обрушилась на землю…

Сметя хлипкие — казавшиеся вечером неприступными — стены лагеря, преодолев береговые холма без малейшего промедления, Она врезалась в горы, отдалённые на две-три стадии от кромки воды…

Раздавшийся гром ознаменовал гибель старого мира, сотряс небо и самое солнце. Облака прыгнули в разные стороны от вод, разлетавшихся в разные стороны после удара. Лид затрясся всем телом… А, это сама катерга! Аркадий видел, как водит из стороны в сторону корму, а вместе с нею и весь корабль. Мгновение спустя налетел столь сильный ветер, что он разметал в разные стороны волосы бедного ванактова слуги.

— Повелитель ванактов, сохрани нас! — раздался возглас…

Нарсеса! Гигант так испугался, наверное, впервые за всю свою жизнь.

Стало темнее. Грозовые тучи набегали со всех сторон, сгоняемые обезумевшими ветрами. И если Лиду казалось сперва, что качаться сильнее катерга не может — то сейчас он понял, что глубоко ошибался. Борта её так скакали, что ещё чуть-чуть — и вся команда вывалилась бы.

— В каюты! В каюты! Все в каюты! Рулевой! Рулевой! Остаёшься со мной! Кентурионы! Кто из кентурионов, ко мне! Будем держать поплавок и руль! Ко мне! — раздался трубный глас Нарсеса, тут же проглоченный ошалевшим ветром.

Лид при всём своём диком желании не сумел разжать мёртвую (кто знает, вдруг и вправду…) хватку, которой он держался за кольцо. Даймоны знают, что там будет в каюте! Но однажды он уже спасся здесь, спасётся и сейчас! Да!

— Я останусь! Останусь! — завопил он ползущим мимо легионерам.

Но те словно забыли о его существовании, думая о спасении своих шкур. Это разозлило Аркадия донельзя.

«Я вам это ещё припомню! Припомню!» — даже мыслей своих Лид не мог услышать из-за воя ураганного ветра…

Катергу бросало из стороны в сторону. Несколько раз мощные потоки воздуха били по дну, отчего корабль подпрыгивал вверх. Ветер шумел. Сгустилась тьма, черная, как мечта убийцы. Природа ополчилась против рода людского, мечтая убить сынов Государства. Но катерга — катерга держалась. Ни один корабль эскадры не было видно, и Лиду казалось, что они — последние, кто остался в живых в целом свете. Нет — во всей Вселенной.

Низ и верх обрели один цвет — цвет сердца урагана, против, грязный цвет всех страхов человеческих, поднявшихся из самых глубин даймонова мира. Объединившись, они кусали катергу, заставляя бороться за каждое мгновение существования.

Ветра, свивавшие смертельные узоры, кидали утлое, такое маленькое по сравнению с целым светом судёнышко вытянутой формы с низкими бортами, специально сделанными для уменьшения сопротивления ветра… Как Лид жалел, что корабелы не пожелали хотя бы до человеческого пояса поднять борта! Доходившие лишь до щиколоток, они не могли принести успокоение и защиту при таком ветре… Спастись можно было бы лишь в трюме, но туда не пробраться! Снесёт! Ураган засосёт внутрь, и поминай, как звали!

Само время было пожрано чёрными вихрями. Откуда-то из глубины, из темнейшей ночи, выросло ужасное, гигантское пятно… Ставшее затем… Что-то? Вырисовывается…

Скала! Это скала!

Лид — дикий взгляд затравленного и обречённого зверя — посмотрел в сторону руля. Нарсес и ставшие его помощниками кентурионы уже крутили его вовсю, силясь победить ветер и облететь скалу…

Он, прежде виночерпий самого ванакта, живший спокойно (с учётом каждодневных интриг и опасности продегустировать яд конечно же, но это так, это быстро входит в привычку) и даже хорошо, — он с прекратившим бой сердцем взирал на покидавшие тьму каменные отроги, деревья, выкорчёвываемые ветром…

Гранитный пик, бросавший вызов самим небесам, оказался прямо перед его глазами. Корма. Грань тьмы. Шажок. Ещё шажок. Ветер в ушах. И — пик… Они неслись прямо на него!

Аркадий вцепился ещё сильнее — хотя мгновение до того считал, что сильнее некуда — в кольцо-держатель. Разум отказался работать и, похоже, покинул ставшее ненужным тело. Сердце же покрылось коркой застывшей боли. Они неслись прямо на скалу. Прямо… на… скалу…

Он встретил и проводил глазами одинокое древо, дуб, корнями вцепившийся в камень и не поддававшийся урагану. Крона его поравнялась с кормой. Прошла напротив глаз Аркадия. Исчезла во тьме. Лид сглотнул. Он уже успел проститься с миром.