Дикон Шерола - Союзник

Идея ввести в войну «иных» имела смысл лишь в том случае, если удастся доработать сыворотку для усиления их способностей. Вайнштейн подтвердил одну из теорий Эрики, заявив, что, если всё сделать правильно, то может измениться и тело испытуемого, а именно — оно обретет свою истинную форму. Эти, быть может, неосторожные слова и заронили в сердце Дмитрия призрачную надежду.

То, что «владимирские» в итоге позволили перевести Одноглазого на Спасскую, было невероятной удачей. Волков сказал, что подобное решение было принято даже не столь советом Владимирской, сколь «кремлевскими». Почему-то Москва поразительно спокойно восприняла то, что Дмитрий, будучи бывшим «процветающим», внезапно вошел в совет Спасской и к тому же выразил желание забрать Одноглазого к себе. Любой другой давно бы почувствовал неладное: сначала Лесков вовсю защищает Фостера, затем просит перевезти поближе к себе еще одного «иного». Но «кремлевские» не задавали вопросов, словно в происходящем они усмотрели какую- то личную выгоду.

Дмитрий даже подумал о том, а не «иные» ли сейчас вовсю верховодят в Златоглавой. Их требование не сметь уничтожать полукровок казалось уж больно нетипичным для человеческой расы. Люди всегда уничтожали все, что имело неосторожность хоть как-то от них отличаться. Животных, растения, даже себе подобных, находя повод в цвете коже, языке или вероисповедании.

Дмитрий взглянул на лежащий на полу серебристый кейс, поверхность которого была исписана именами, и вновь подумал о семье, которая перебралась на другую станцию за некоторое время до падения Адмиралтейской. Если его теория была правдивой, то даже выжившие уничтожали друг друга ради каких-то надуманных благ. Некто уничтожил целую станцию ради… Ради чего?

Фамилия Румянцев немедленно всплыла в памяти, и Лесков попытался вспомнить лицо этого мужчины. Наверняка, они встречались. Скорее всего этот Румянцев задирал его вместе с другими солдатами, мол, «процветающему» не место среди нормальных людей. А, может, наоборот, молчал и не поддерживал нападки?

Стук в дверь заставил Дмитрия отвлечься от размышлений.

— Войдите, — тихо произнес он, поспешно убирая кейс в ящик стола. Он не хотел, чтобы кто-то из совета раньше времени узнал о его небольшом расследовании. Однако, когда дверь приоткрылась, Лесков с долей облегчения увидел на пороге Эрику. Меньше всего ему сейчас хотелось цапаться с остальными «советниками» по поводу того, что он притащил на их станцию еще одного «полукровку».

— Я ненадолго, — девушка «поприветствовала» Дмитрия в свойственной ей манере, то бишь сразу перешла к делу. — Хотела сказать, что для работы с новым препаратом мне снова необходимо взять у вас кровь на анализ. Когда у вас появится время, зайдите ко мне в лабораторию. Да и… еще хотела поблагодарить вас за выполненное обещание.

Последние слова Эрика произнесла подчеркнуто официально, чтобы таким образом скрыть возникшую было неловкость. Она не привыкла благодарить тех, с кем у нее далеко не самые теплые отношения, но и промолчать в данном случае не могла.

— Надеюсь, вы сумеете выполнить свое, — не менее прохладно ответил Дмитрий. — Альберт считает, что вы проделали неплохую работу.

— Альберт мне льстит. Пусть выносит вердикт, когда всё будет закончено. На данный момент я предоставила ему крайне сырой материал.

Эрика решила показать, что не воспринимает чужую похвалу, пока сама недовольна своей работой, но в душе ей было приятно. Вайнштейн всегда знал, когда сказать нужные слова, а, главное, кому. То ли Альберт просто уловил ее эмоции, то ли случайно поделился своими наблюдениями, но Эрике почему-то было важно, чтобы именно Лесков оценил ее заслуги. Эти вечные насмешки коллег в ее адрес, мол, без Альберта она — лишь молоденькая лаборантка, задевали ее даже сильнее, чем язвительные фразочки в адрес ее личной жизни.

— Для анализа я так же взяла кровь Альберта и собираюсь взять кровь новоприбывшего парня. Полагаю, нас интересует влияние сыворотки не только на вас, но и на других вам подобных, — продолжила девушка.

— Вы верно полагаете, — согласился Дмитрий, поднимаясь с кресла. — Как его состояние?

— Стабильно. Сейчас спит. Альберт говорит, что регенерация сделает свое дело в течение…

— Двух недель, я знаю, — договорил за нее Лесков. — А что-то насчет его способностей? Альберт ничего не упоминал?

— Сказал, что не чувствует их. Если бы не чешуя, он бы решил, что это обычный человек. Прежде он с такими случаями не сталкивался. А вы?

— Я уж тем более. Я могу попросить вас об одном одолжении?

— О каком? — взгляд Эрики сделался настороженным, когда Дмитрий приблизился к ней.

— Когда этот парень проснется, мне бы хотелось, чтобы в разговоре с ним вы сыграли роль «доброго полицейского».

— Думаю, с этим прекрасно справится Альберт, — начала было Эрика, но Лесков тут же отрицательно покачал головой.

— Он-то справится, но мне кажется, что раненому мужчине будет легче довериться красивой женщине, которая ухаживает за ним, нежели политикану или какому-то ученому.

Из всей фразы Эрика в первую очередь обратила внимание на словосочетание «красивая женщина», за что немедленно на себя рассердилась. Это была типичная «бабская» реакция, которую девушка презирала и изо всех сил пыталась вытравить из своего сознания. Она считала, что так могут вести себя только дурочки вроде Оленьки, которые и дня не могут прожить без какой-нибудь романтической чуши.

— Если нужно, ради Бога, — с деланным безразличием ответила она. — Однако предупреждаю, подобные роли мне даются крайне тяжело. Никогда не видела смысла сюсюкаться с больными. Такое ощущение, что так поступают только те, кто не уверен в своем профессионализме и тем самым пытается заранее извиниться перед бедолагой, который к нему попал.

— Добрые слова похожи на плацебо — вроде бы пустышка, но после них почему-то становится легче. Идемте в лабораторию, пока есть время. Или у вас на данный момент намечено что-то еще?

— Нет, сейчас будет идеально, — немедленно согласилась девушка. Она позволила Дмитрию открыть ей дверь, после чего оба направились к выходу из правительственного здания.

Они шли молча, чувствуя себя несколько неуютно, и никак не могли понять, почему так происходит. Каждый раз, когда они встречались, в воздухе повисала какая-то неловкость, которую оба старались прикрыть взаимной неприязнью. Вот только ни Лесков, ни Воронцова больше не испытывали друг к другу ненависти. Эрика прекрасно помнила, как Дмитрий повел себя в тот день, когда пала Адмитралтейская, а он в свою очередь не мог не испытывать к Воронцовой благодарность каждый раз, когда она за него заступалась.