Марцин Подлевский - Прыгун

Он остановился перед дверью каюты, которую Лему наверняка предстояло в ближайшее время покинуть. Та была больше, чем у Цицеро, и все указывало на то, что переход ее во владение первого астролокатора – исключительно формальный вопрос. Что теперь? Войти? Дурацкая ситуация…

Флинк кашлянул. В двери каюты имелся простой глазок – астролокатор мог убедиться в том, кто к нему идет, перед тем как открыть. Система была основана на обычной камере со звуком, проецировавшей изображение находившегося перед дверью. У Цицеро, однако, были другие планы. Подобными вещами он не занимался уже давно, похоже, еще со студенческих времен, но помнил, где находится простой переключатель на вид изнутри. Когда-то это стоило ему сурового выговора от декана, после того как он подглядел за девушками в душевой… Старые дела той поры, когда гормональная буря состязалась с любовью к космическим бурям и россыпям звезд в Выжженной Галактике.

Неуверенно протянув руку, первый астролокатор коснулся контактной панели, соединенной с генодатчиком. Достаточно было открыть крышку и переставить один небольшой соединитель. В глазке камеры появился миниатюрный силуэт Захария Лема, сидевшего за небольшим откидным столиком у стены. Он печатал на компьютере и время от времени что-то говорил в модуль персоналя. Передавал сообщение? Флинк быстро переставил соединитель обратно.

«Лучше убраться отсюда, – решил он. – Не стоит ему мешать. Может, в другой раз… – Он повернулся, убеждая себя, что так будет лучше всего, и уже двинулся было назад, когда… – Что-то не так, – внезапно подумал он. – Но что?»

Он всего две-три секунды видел Захария Лема, сидевшего за компьютером. Старик склонился над… Нет. Он был прямой как струна, а пальцы его то плясали по клавишам, то перескакивали к современному голоинтерфейсу, по сравнению с которым их новая графическая надстройка выглядела детской игрой. Сам Флинк так бы не сумел.

Цицеро увидел компьютерного… виртуоза.

Что все это значило, Напасть его дери? Он не мог понять.

Повернувшись, Флинк коснулся генодатчика. Как он и предполагал, запись поменяли и каюта уже принадлежала ему, а также еще на какое-то время Захарию Лему. Он вошел внутрь, и дверь с тихим шелестом закрылась за его спиной.

– Флинк? – Лем поднялся из-за компьютера, слегка наклонив старческую лысую голову. – Что ты тут делаешь?

– Я… – неуверенно начал Цицеро. Машинально бросив взгляд на экран, он увидел часть текста: «…зонд следовало проверить, я передал его Флинку. Они не догадываются, что…» Лем заслонил от него остальное.

– О чем я не догадываюсь? – заикаясь, пробормотал Цицеро. – Что вообще происходит? Ты умеешь пользоваться продвинутым компьютерным интерфейсом? Что ты там писал?

– Мне в самом деле очень жаль, Флинк, – вздохнул Захарий, и на мгновение на его лице промелькнула грусть. – Я искренне тебя любил. Ты был самым симпатичным из всех.

– Что? – переспросил Цицеро, но Лем уже подошел вплотную, и силы его рук вполне хватило, чтобы это слово стало для Флинка последним.

Тартус Фим постепенно приходил в себя.

Он знал, что ему ввели какую-то дрянь, развязывавшую язык, которую они называли «болтушкой». Когда ангел его покинул, Малькольм Джейнис вдобавок впрыснул ему что-то еще, назвав это «расслабляющим коктейлем». Похоже, они с ним уже закончили – по крайней мере, он на это надеялся.

Фим с трудом пошевелил пальцами. По позвоночнику прошла волна парализующего тепла, и он вдруг подумал, не наделал ли в штаны.

«Я их убью, – внезапно решил он. – Убью их всех за то, что они со мной сделали. За то, что я лежал беспомощный, словно свинья на откорме, и…» На него нахлынули воспоминания о том, о чем ему не хотелось помнить – ласкающий его ангел, тихий смех Малькольма, таившегося в полумраке каюты, подобно средневековому Сатане. И парализатор – парализатор, который он прекрасно помнил, намного лучше, чем ему хотелось бы. Но хуже всего было не это, а похоть – унизительное чувство похоти при виде ангела, который обнимал его, позволяя вдыхать запах своей кожи, ангела, который принес ему боль, но вместе с ней и блаженство.

Что с ним творилось?

«Кривая шоколадка» была его королевством, коконом, все углубления и закоулки которого он знал наизусть, а шум механизмов напоминал биение материнского сердца. Он любил ходить голым по своему кораблю и неохотно брал пассажиров или членов команды, стремясь к как можно большей автоматизации прыгуна. В людях он не нуждался, даже в женщинах. Сексом он занимался, может быть, полтора десятка раз, и процесс этот всегда напоминал ему некую странную борьбу, не дававшую настоящего удовлетворения. Ни одна женщина не могла дать ему столько, сколько «Кривая шоколадка».

Или, по крайней мере, так ему казалось.

– Ты приходишь в себя, – сообщил Малькольм Джейнис. Фим поднял голову, ища взглядом наемника. Тот лежал, развалившись на койке, и забавлялся электроножом. По острию пробегали крошечные голубоватые зигзаги разрядов, то и дело ласкавших ладонь Малькольма, который слегка подбрасывал оружие, пытаясь поймать его за безопасную рукоятку. – Уже все, дорогой. Ты показал себя настоящим молодцом. Нет… – он покачал головой, глядя в широко раскрытые от ужаса глаза Фима, – она не придет. У нее есть другие дела. Мы остались одни. – Помолчав, он продолжил, уже не глядя на торговца: – Это «Яд». Мой электростилет. Аристократия предпочитает электромечи, но это достаточно неудобное оружие. Взгляни, – он направил острие в сторону Тартуса, и голубые зигзаги потянулись к тому, словно микроскопические щупальца. – Разрядами можно управлять. При определенной ловкости можно даже сделать так, что они оттолкнут оружие от стен и пола, так что электростилет можно метнуть достаточно далеко. Он острый как сама Напасть. Старая технология, – он снова подбросил и поймал электростилет, который тихо зашипел, рассекая воздух. – Староимперская. Собственно, таких уже не производят. Подобное оружие переходит из поколения в поколение. Симпатичный, да?

Фим не ответил.

– Электрооружие создавалось по нескольким причинам, – невозмутимо продолжал Джейнис. – Во-первых, оно намного мощнее обычного парализатора. Во-вторых, оно способно отразить выстрел из энергетического оружия, а может, и не только. В-третьих, оно может рассечь даже модифицированную нанитами неосталь. Взгляни, торговец, и подумай, насколько неразумно нарываться на эту цацку. Ты же не хочешь, чтобы я пырнул тебя «Ядом»?

– Нет, – простонал Тартус. Малькольм кивнул.

– Вот и отлично. Помни об этом, пока мы будем идти к пустой каюте, в которой я тебя сейчас размещу. И не забывай, когда попытаешься выбраться в коридор, повозившись с дверью. Ибо ты обязательно попробуешь. Или собираешься попробовать. Я вижу это по твоим слезящимся глазкам.