Юрий Никитин - Крабоид [litres]

Шерлок зябко передернул плечами.

– Нет, только не это!

– А что тогда?

– Не знаю, – ответил он нервно. – Это ты убила!

– А если проверят пули? – спросила она.

Он сказал с надеждой:

– Но ты тоже стреляла!

– Мимо, – ответила она. – Промахивалась, я же нервная и чуткая женщина! Меня в детстве на скрипке учили.

– А в тире без промаха.

– То в тире!.. Давай спасать Крабоида, он еще не понимает, что хоть сделал все правильно, но неправильно…

Я спросил:

– А как это, правильно, но неправильно?

Шерлок огрызнулся:

– У нас вся жизнь такая!.. Жена говорит, все делаю неправильно, и жизнь у меня неправильная, и даже мусор в ящик бросаю не с той руки… Марианна, давай отбой насчет спецназа, пусть шлют пато́логоанáтомов.

– Лучше ты…

– У тебя голос трусливее, – напомнил он. – Так скулишь, когда надо прикинуться бедной мышкой! Даже я забываю, что только что прибить хотел.

Она вздохнула, нажала кнопку на коробочке, что закреплена на плече. Я заметил, что, как и предсказывал Шерлок, заговорила торопливым и очень трусливым голоском:

– Докладывает Марианна. В порту у причала была перестрелка. Пятеро убиты… Нет, мы не ранены, Шерлок быстр и точен, а они все растяпы и под кайфом наверняка… Да, ждем. Нет, никого не допустим…

Шерлок сказал мне тихо:

– Быстро в машину!.. И сиди там тихо.

Я послушно вернулся, разместился по-прежнему на заднем сиденье. Ждать долго не пришлось, примчалось два автомобиля, второй покрупнее и повыше.

Задняя дверь распахнулась, выскочили четверо, двое с автоматами, сразу бросились к трупам, но остановились в сторонке, зачем-то держа их под прицелом.

Последним грузно вылез Бугай, начальник полиции, лицо встревоженное и расстроенное.

– Докладывайте, – бросил он резко.

Марианна выступила вперед, чуточку сгорбилась и сказала отчаянным голосом:

– Нам ничего не оставалось!.. Они вышли навстречу неожиданно, сразу взяли нас на прицел, а старший велел нас пристрелить!.. Я выхватила пистолет, они начали стрелять, я стрейфила из стороны в сторону, выстрелила трижды, но промахнулась, а Шерлок сделал всего пять точных и быстрых выстрелов, как вы его учили…

Бугай посмотрел с неодобрением на Шерлока.

– Мог бы хоть одного оставить недобитым. Как ты делал в Йемене, чтобы сперва допросить…

– Не успевал, – ответил Шерлок виновато. – Они стреляли в Марианну. Мог не успеть, а она хоть и красивая, но такая смешная, мы к ней все же привыкли.

Он рыкнул:

– Но-но, за дуру могут привлечь толерантники!.. Теперь ловят каждое слово и несут в суды. Когда же их разрешат отстреливать, мы и в выходные готовы… А этот… потерявший память, так и сидел в автомобиле?

– Да, – ответила она и посмотрела честными глазами. – Даже не высовывался!

– Да, – подтвердил Шерлок.

Бугай кивнул.

– Прекрасно. Главное, держите его подальше от перестрелок и наших дел, пока не вспомнит все. Или не получит доступ заново.

Он прошел к тому месту, где стоял я в начале стрельбы, потер подошвой, словно вступил в собачье дерьмо и теперь старательно очищает, вздохнул и подошел к трупам.

Их фотографируют, особенно тщательно пистолеты с цепко сжатыми пальцами на рукоятях, потом начали переворачивать, осматривать карманы.

Шерлок бросил Марианне:

– Видела?

Она прошептала:

– Да… Морда толстая, все замечает. Что говорить будем?

– А он ничего не спросит, – ответил Шерлок так же тихо. – Ему известно только то, что мы ему сказали. Но за нашим пациентом будет присматривать особо. И строже.

– Не называй его пациентом, – буркнула она.

Он сдвинул плечами.

– Все мы пациенты у Господа Бога.

Я пытался понять, почему начальник полиции там старательно шаркал подошвами, если они чистые, он же только что из автомобиля, наконец сообразил, что Бугай зачем-то затирал отпечаток моей обуви на влажной земле, а это совсем непонятно, снова ничего не понимаю, хотя только что я был уверен, что хоть что-то ухватил в запутанной жизни этого вида органической субстанции.

Шерлок распахнул дверцу, лицо встревоженное и одновременное веселое:

– Ну, Крабоид, только не проговорись!..

Марианна сказала резко:

– Просто убери его куда-нибудь. А то ляпнет…

– Сама убирай, – огрызнулся Шерлок. – Я же теперь герой, вон сколько уложил!.. Нужно придумать, что отвечать. А расспросы будут. И даже разбирательство.

– Не попадись, – предупредила она.

– А я ничего не помню, – ответил он лихо. – Они выхватили оружие, а во мне сработал инстинкт копа!.. Ничего больше не видел, не чувствовал. А когда все кончилось, они лежат, а меня трясет…

– Меня до сих пор трясет, – призналась она. – Крабоид, сиди-сиди! Мы покинем это неприятное место.

– Неприятное? – переспросил я. – Но вы же сделали доброе дело?

Она опустилась на левое сидение, лицо погрустнело.

– Да, но… понимаешь, убивать всегда плохо. Если бы их в детстве учили правильно, могли бы стать хорошими инженерами, строителями, или хотя бы асфальт укладывали на дорогах, а то вон какие проплешины…

Шерлок добавил важно:

– К тому же деньги за всех пятерых уплочены!.. Кормили с пеленок, в школе учили, одевали, на мороженое давали, а теперь раз и все!.. Инвестиции на ветер.

Автомобиль сдвинулся с места и, подпрыгивая на кочках, покатил прочь от места перестрелки. Руки Марианна привычно держит на баранке руля, взгляд на дороге впереди, Шерлок тоже молчит.

Люди с таким сосредоточенным видом обычно над чем-то упорно думают, пусть. Мне тоже есть что перебрать, и хотя во мне этот процесс происходит намного быстрее, но скорость не везде решает. Как не понимал эту жизнь, так и сейчас не понимаю, а мимикрия всего лишь мимикрия.

По дороге обогнали ряд больших автомобилей с цистернами, идут широкой цепью, поливая землю плотными струями воды. Для людей важно, чтобы мелкой пыли было меньше, даже она мешает им жить, несчастные существа.

Марианна и Шерлок молчат, лица у обоих такие, что я не решился ничего спрашивать, да и на меня поглядывают как-то по-другому, совсем не так, как смотрели раньше.

Вспомнилось, как я возник на этой планете, как меня израненного уродца, размером с мышку, отыскала на краю леса пятилетняя девочка и начала выхаживать непонятное существо.

Она разговаривала со мной, хотя я ничего не понимал из этих странных звуков, пела мне песни, жалобная и очень одинокая как раз в такое время, когда ребенок особенно нуждается в любви и заботе, но это я понял намного позже.

Отчим время от времени орал во дворе, выкрикивал то ругательства, то как бы песни, спорил с кем-то, кого я не видел, я ничего не понимал, все слишком сложно, однако старательно впитывал все слова, жесты, мимику, движения.