Сергей Сахаров - Законы Пустоши

- Я подумал, что мне стоит просто забрать все свои вещи сюда, доктор, - ответил я через несколько секунд раздумий. - Раз уж я остался без средств к существованию, то и за аренду квартиры платить не смогу. Придется жить тут, пока лечение не закончится... чем бы оно не закончилось.

Клинский серьезно кивнул.

- Рад, что ты понимаешь - я не могу дать тебе стопроцентного прогноза. Твоя идея хороша; первая неделя лечения пройдет здесь, в госпитале, а потом мы тебя перевезем в наш исследовательский центр. Оборудование оттуда потребуется нам на новом этапе.

- Вам виднее, доктор, - отозвался я, пытаясь переместиться на подушках поудобнее. Спина уже онемела от бесконечного лежания, в голове гудело, а чувствовал я себя как после хорошей попойки. Разница была только в том, что после попоек обычно не отнимаются ноги.

Клинский ушел за санитаром. Я же попытался сфокусироваться на том, что мне дали прочитать накануне по вопросу витоника и всей этой экспериментальной терапии.

Проект «Ви-Жизнь» был детищем Клинского, его любимым и единственным ребенком. Разработанный на основе цитоплазмы стволовых клеток препарат являлся, если верить документации, практически панацеей от всех известных человечеству болезней. При попадании в нервную ткань, он заставлял клетки начинать делиться заново, стимулируя полную регенерацию. Еще он улучшал восприятие реальности и делал добрую сотню других мелких, но чрезвычайно важных дел, необходимых калекам вроде меня.

Фармацевтическое обоснование, занимавшее львиную долю объема всего пакета документов, я пропустил. Все равно ничего в этом не понимал даже с нормально работающей головой, а сейчас и подавно. Чтобы читать, приходилось напрягаться, и шум между ушей заставлял меня поглощать информацию небольшими порциями. Иначе начиналась жуткая мигрень с ощущением того, что мир сейчас взорвется.

Самым важным было то, что витоник совершенно не работал без погружения пациента в среду, отличную от привычной. Длинное и запутанное объяснение сводилось к тому, что попадание в новую стрессовую обстановку активировало необходимый минимум рецепторов и мозговых центров, за которые формула цеплялась и начинала работать. Фактически, чем больше ощущений испытывал пациент, тем лучше и эффективнее лечил препарат.

Исследовательская группа долго пыталась понять, как же найти достаточно подходящую среду для активации лекарства. Возить калек в экзотические страны и там оставлять на произвол судьбы? Эффективно, но противоречит самому смыслу лечения. Заставлять прыгать с парашютом? То же самое.

Наконец, кто-то из молодых лаборантов нашел ответ прямо под носом, притащив на работу любимый ви-ар шлем, чтобы поиграть в какую-то ММОРПГ в обеденный перерыв. Ради интереса он подключил к себе оборудование, замеряющее активность мозга, и случайно зашедший в кабинет Клинский просто ахнул, увидев показатели, намного превышавшие требования витоника. Проект переименовали в «Ви-Жизнь», и начали испытания на первых двух пострадавших. Я стал третьим.

- Гринцев, просыпайтесь! - жизнерадостный Клинский вернулся в палату в сопровождении дюжего санитара. - Пора вам на новое место жительства. Ашот, будь добр, аккуратно вези. Это теперь мой личный пациент и новый участник нашего проекта.

Молчаливый медбрат, напоминавший шкаф с антресолями комплекцией, кивнул и принялся отключать от меня оборудование. Пока он отсоединял разные шипящие трубки, щупы и прочее диагностическое железо, я успел заметить под его задравшимся рукавом татуировку в виде крылатого меча и римской цифры IV. Интересно, что это? Какой-нибудь клуб или секта?

- Из полиции так никто и не пришел, - сказал я Клинскому, чтобы немного отвлечься от ломоты во всем теле. - Странно, да?

- Более чем, - Клинский заинтересованно поднял голову от своего планшета. - У меня был запрос на беседу с вами от Центрального Управления еще вчера вечером, и я думал, что они придут с утра. Уточню.

Он сделал себе пометку. С планшетом доктор, казалось, не расставался никогда - постоянно что-то писал, или читал, или отвечал на сообщения. Как у него находилось время что-то исследовать, было загадкой. Мне же такое поведение полиции и правда показалось странным. Крупный теракт, больше дюжины трупов, и никто не рвется побеседовать с чудом выжившим свидетелем? Неужто есть дела поважнее?

Почему-то с этой мыслью накатила волна дурноты, и я закрыл глаза. Перед веками плавали цветные пятна, словно в калейдоскопе. Они сливались, разделялись, моргали... И вдруг сложились во вполне четкую надпись.

«ПРИВЕТ».

Я сначала подумал, что уснул. Но нет, вот же Ашот рядом отключает последние трубки, с кем-то негромко говорит в углу палаты по коммуникатору Клинский... Не сплю. Открыл глаза, несколько раз моргнул, прогоняя наваждение. Это начинает попахивать совсем плохим кино.

Огненная надпись пропала после моих манипуляции, и слава Богу. Еще не хватало с собственным подсознанием общаться через цветные пятна. Достаточно с меня на ближайшую неделю страшных открытий - одно то, что шеф был кому-то должен крупную сумму денег, чего стоит! А ведь никогда не был похож на человека, у которого есть за душой такие грешки...

С другой стороны, что я вообще знал о шефе? И, если на то пошло, о Викторе, Лин, всех остальных коллегах? Да толком и ничего, кроме каких-то обрывков и кратких обмолвок в обеденный перерыв или в курилке. В душу ко мне никто не лез, и я отвечал взаимностью. Так уж родители воспитали.

- Готово, - коротко сообщил Ашот, отключая последнюю трубку. - В тридцать третью?

- Да-да, тридцать третья, - кивнул Клинский. - Его там примет доктор Лермонтова. Гринцев, я вас умоляю, молчите и ни с кем по дороге не заговаривайте. Это моя личная просьба как вашего лечащего врача.

Меня повезли по коридорам и переходам больницы. Кажется, Клинский и правда пытается не слишком афишировать свои лечебные методики, раз ему понадобилась такая секретность. Хотя в описании ничего особо страшного я не заметил - экспериментальное лекарство, ввел и лезь себе в капсулу, делай что хочешь, лишь бы мозговая активность повышалась.

Ашот завез меня в большой грузовой лифт, предназначенный для перемещения пациентов на койках или в колясках. Он с жужжанием поехал вниз, а санитар вдруг наклонился к моему уху и коротко сказал:

- Не верь докторам.

- Простите?.. - я только моргнуть успел. Ашот взглянул на меня и покачал головой, мол, ничего. Послышалось или правда было?

Кругом загадки. Если слово «Привет» на внутренней стороне век я еще мог списать на усталость и стресс, то вот такие галлюцинации давали куда больше поводов для беспокойства. Но прежде, чем я успел поразмыслить как следует об этом деле, лифт остановился, и брякнул звоночек, предваряющий открывание дверей. Ашот вывез меня в коридор.