Александр Рудазов - Апофеоз

В эльдуальяне такого не нашлось. И в старом эльдуальяне тоже. Не нашлось и в рупиане, на котором когда-то говорили перволюди и по сей день говорят в Человекии. И в драконьем не нашлось, и в языке великанов оксетунге, и в подгорном, и в тролльском, и в кобринском…

А в страбарском Остраго не стал даже искать – там вместо слов только гудение и пощелкивание.

– Паргоронский, возможно?.. – задумчиво произнес он. – Или сальванский?

– Ты идешь по ложному следу, предупреждаю, – насмешливо сказал Бриар.

– Литорея?.. – предположил Остраго. – Анаграмма?.. Цикадово бормотание?..

– Ты не догадаешься, – сжалился Бриар. – Это криптофазия.

– Криптофазия?.. – приподнял брови Остраго.

– Если помнишь, у меня был брат-близнец, Брокар. Когда мы были маленькими, у нас было что-то вроде собственного языка. Мы по-своему произносили обычные слова, коверкали их, искажали. Нам нравилось общаться на языке, который понимаем только мы двое. В общем-то, именно оттуда идут истоки моего языка Каш.

– И «криабал»…

– На нашем детском языке это означало «колдовать». Глагол, вообще-то, но в нашем языке он был многогранным. Означал и магию как общее понятие, и отдельные заклинания, и их носители – гримуары…

– Ты всегда любил лингвистику, – задумчиво кивнул Остраго.

– Да, мне нравилось выдумывать новые языки, – улыбнулся Бриар. – Да и сейчас нравится. Это чем-то сродни составлению заклинаний.

– Интересный проект, – согласился Остраго, кладя на стол стопку бумаги. – Я буду ждать с нетерпением, когда ты доведешь его до конца. Но раз уж я здесь, скажи… а наш прошлый разговор ты обдумал?

Бриар замолчал, и на лицо его набежала тень. Великий волшебник подошел к окну и несколько секунд стоял молча.

Вот его внимание привлек цветок в волосах прелестной девушки. В глазах сверкнули веселые искры, Бриар сделал быстрое движение – и цветок переместился ему в руку. Девушка вздрогнула, поискала взглядом – и Бриар привнес себя ее зрению. Их разделяла целая улица, но Ярлыки сместились, стали почти совсем рядом. Девушка шутливо погрозила пальцем, Бриар покаянно всплеснул руками – и цветок обернулся целым букетом, который он тут же и переместил обратно.

– Мне нравится этот город, – разомкнул уста волшебник, провожая взглядом изящную фигурку. – Тут очень красиво, Остраго. Круглый год тепло, но не жарко. Морской воздух. Красивые девушки. А ты видел, как цветут здесь каштаны?

– Видел. Я понимаю тебя, Бриар. Ты устал от политики.

– Устал, – честно признался Бриар.

– Хотя ты особо-то ей и не занимался никогда. Даже избегал, скорее.

– Если тебе вручили титул Всемогущего, выбора особого и нет, – сумрачно произнес Бриар. – Политика настигнет тебя – избегай ее или не избегай.

– И ты разочарован в демократии.

– Я не разочарован в ней. Я все еще считаю, что это хорошая система. Просто…

– Просто на практике она работает из рук вон плохо.

– Монархия работает еще хуже, – возразил Бриар. – До республики на Парифате были почти сплошь монархии. Империи. Кобринская империя, страбарская, арахнидская, эльфийская… Империю Крови мы с тобой сами помогли спровадить на тот свет.

– Моя помощь была не слишком значительной, – усмехнулся Остраго.

– Но ты же воевал.

– Просто в общих рядах, как простой солдат. Я ничего особенного не сделал, не был ранен и не получил наград. Я не убил Кровавого Князя и не разрушил Шепельд.

Бриар отвел взгляд. Иногда он стеснялся своих достижений. Становилось неловко от мысли, что почти все окружающие глядят на него снизу вверх, разинув рот. Видят в нем не живого человека, а мраморную статую, какой-то памятник самому себе.

– Все монархии доказали свою несостоятельность, – помолчав, сказал он. – Республика тоже далека от идеала, согласен, но это пока что лучшая система правления из нам известных.

– Не согласен, – покачал головой Остраго. – Я еще раз готов изложить тебе аргументы в пользу того, что лучшая система правления – абсолютная монархия.

– Кеннис… ты ведь его помнишь?..

– Но при одном условии! – вскинул палец Остраго. – Личность монарха. Во главе абсолютной монархии должен стоять индивид абсолютных достоинств. Он должен быть благ, мудр и справедлив, а кроме того – бессмертен и могущественен. При отсутствии одного из первых условий его правление будет ужасным. При отсутствии одного из вторых – конечным. Ибо даже самый достойный правитель рано или поздно умрет или будет свергнут.

– Я не такой индивид, Остраго, – устало ответил Бриар. – Я понимаю, к чему ты ведешь, но я… я не такой.

– Бриар, – терпеливо произнес философ. – Ты самый умный, честный и добрый среди моих знакомых… а у меня много знакомых, и среди них есть очень незаурядные! И ты величайший волшебник Парифата. Ты – самый очевидный кандидат.

– Мне не нужна власть. Я не хочу править.

– И это тоже делает тебя хорошим кандидатом. Тот, кто ищет власти, как правило, ее не достоин.

– Остраго, право же…

– Бриар, выслушай. Мне двести сорок лет. Ты на четверть века старше. При этом ты выглядишь всего лишь зрелым мужем, а я уже сед и мне все труднее просыпаться по утрам.

– Чепуха, ты еще крепок.

– Не надо, Бриар. Ты сам знаешь, что немогущие в среднем живут меньше одаренных. Если бы не эликсир, который я пью, от меня бы давно не осталось и праха. В то же время ты… как думаешь, сколько еще ты проживешь?

Бриар пожал плечами. Честно говоря, он вообще не собирался стареть. Даже легкая проседь в его волосах была больше частью стиля. Ему нравились эти пряди, белое на черном.

– У тебя впереди полно времени, Бриар. А у меня нет. Возможно, я протяну еще лет тридцать, хотя дозу эликсира и приходится постоянно увеличивать. А возможно, уже через год-другой мою мумию уложат в гробницу. Я хочу увидеть перед смертью новый Парифат, Бриар. Лучше, чем нынешний.

– Ты так сильно веришь в меня? – растерянно спросил Бриар.

– Мои родители были беженцами из Империи Крови. Они жили под тиранией царя вампиров. Небо Мирандии круглый год было застлано тучами, Бриар. А ты это изменил. Не в одиночку, я знаю. Но посмотри правде в глаза – если не ты, то кто? Ты видишь кого-то лучше? Я – нет.

Бриар отстучал пальцами барабанную дробь. Остраго был искренен, он это чувствовал. Бриар не заглядывал в чужие умы без прямой просьбы, но поверхностный слой эмоций читал даже помимо своей воли.

И сейчас он слышал в речах Остраго искреннее желание убедить. Старому философу в самом деле хотелось изменить Парифат. Не так, как хотел изменить его сам Бриар, не с помощью волшебного прогресса, а реформировать саму социальную структуру.

И во многом это перекликалось и с мыслями самого Бриара. Ему тоже иногда приходило в голову, что лучшим решением было бы просто взять все в свои руки. Он же прекрасно видел, насколько случайные и недалекие люди заседают порой в сенате. Помнил их неразумные решения – в том числе те, что едва не привели к гибели республики.