Алексей Пешков - Затерянные

Привычным движением я отщелкнул магазин, больше похожий на приклад винтовки, и осмотрел выпирающий сверху патрон с длинной стержневой пулей. Принцип строения боеприпаса такой же, как и у предшественников, предназначенных для комплектации «Морского льва» и АПС, только несколько масштабнее.

Гильзу промежуточного малоимпульсного патрона от АК-74 заменил более мощный аналог, используемый еще в трехлинейке Мосина. Пулю тоже уже нельзя было назвать игловидной. Вместо двенадцатисантиметрового «гвоздя» калибра 5,66 миллиметра в гильзу был вставлен восьмимиллиметровый стержень, больше похожий на кусок арматуры, длиной не менее семнадцати сантиметров.

В носовой части конструкция удлиненной пули изменений не претерпела. Двухконусность и притупленность острия позволяли уверенно стабилизировать движение стержня в кавитационном пузыре на глубине до ста метров и более. Устойчивость при стрельбе в воздухе достигалась значительной массой «стержня» и недавним ноу-хау – пружинящим оперением, смонтированным в донной части удлиненной пули по принципу веера. В более плотной водной среде этот механизм просто не срабатывал, тем самым не мешая возникновению «каверны» и избавляя от необходимости использовать два разнотипных вида боеприпасов. В атмосферных условиях после выхода из ствола у стержня автоматически возникало оперение наподобие арбалетных болтов Средневековья. Только скорость при этом была на порядок выше. Убойность соответственно тоже.

Отдача «Универсала» и его клонов была довольно значительной, но не представляла особой проблемы для боевого пловца с искусственно усиленной мускулатурой, тем более для киберклона или робота. Стрельба очередями для такого оружия практически не требовалась. Пробивной силы тридцатишестиграммового снаряда калибром в восемь миллиметров и длиной в шестнадцать сантиметров, покидающего ствол под водой с начальной скоростью почти в двести пятьдесят метров в секунду, зачастую оказывалось достаточно для уничтожения любого легкобронированного противника с первого попадания. В атмосферных условиях скорость снаряда вырастала до отметки в четыреста метров в секунду со всеми вытекающими…

«Стоп! Откуда у меня такие глубокие познания в оружейном деле? Целый лекционный тематический курс всплыл из неведомых глубин вроде бы утерянной памяти. Это оружие, так удобно расположившееся в моих руках, предназначено отнюдь не для охоты и спортивных развлечений. Оно состоит на вооружении только узкоспециализированных армейских подразделений, флотских или морских. Неужели я военный?»

Последняя мысль взорвалась в голове, словно термитная бомба. Лоб стал медленно покрываться испариной. Следовало срочно принять меры. На поясном ремне болталась полуторалитровая фляга. Логика подсказывала, что в ней находится как раз то, в чем я сейчас особенно остро нуждался,– водка. Действительность же преподнесла неожиданный и приятнейший сюрприз. Вожделенная емкость была наполовину заполнена отменным коньяком. С большим удовольствием и без особых сожалений я сократил оставшееся содержимое еще на четверть.

Качественный алкоголь окончательно насытил брюхо и расслабил взвинченные нервы. Приятная волна истомы и тепла прошлась по всему телу. Я еще раньше обратил внимание на необычайную, непривычную легкость, которая ощущалась при любом мышечном движении, будто неведомая внешняя сила помогала моим рукам двигаться и уверенно фиксироваться в любом, даже подвешенном состоянии. Но поначалу я расценил это явление как симптомы посттравматического синдрома, усиленные действием алкоголя. А зря.

У фляги имелся кармашек, в котором нашлась персональная пластиковая зубочистка. Чистка зубов подействовала лучше любого успокоительного и помогла вновь предаться размышлениям. А поразмышлять было о чем.

Сижу, понимаешь, в какой-то неизвестной дыре. Вооружен и очень опасен. Или не очень. Надо бы еще порыться в рюкзаке. Совершенно не помню своего прошлого и даже имени. Но в то же самое время достаточно адекватно, с моей точки зрения, реагирую на сложившуюся ситуацию и неплохо ориентируюсь в окружающей обстановке. Языковые способности и багаж других, достаточно обширных знаний вроде бы не утеряны. Возможность внутреннего диалога осталась на месте. Отсутствуют лишь собственные воспоминания, что наталкивает на мысль о временной амнезии личностной памяти. К этому еще можно присовокупить недавно возникшее странное ощущение, что нечто подобное происходит со мной не в первый раз. Создается впечатление, что у меня амнестический синдром с периодическими приступами дежавю.

Во как! Даже вполне профессиональный диагноз могу себе поставить. И что же, от этого полегчало? Да ни хрена! Значит, опять тупик. Кажется, настала пора напомнить о себе задумчивому другу – что-то долго медитирует этот невидимый мыслитель.

– Эй, уважаемый! Что-нибудь надумали? И кстати, как прикажете вас звать-величать? Согласитесь, как-то не очень удобно, когда одна из сторон вынуждена общаться исключительно при помощи эпитетов. К тому же у меня тут есть, чем отметить наше знакомство.

– К своему глубочайшему сожалению, я уже давненько не употребляю спиртное,– голос опять возник в закрепленном на ухе микрофоне, так и не дав возможности определить местонахождение его владельца.

– Что так? – Я активно озирался по сторонам, в попытке увидеть своего собеседника.

– Да не верти ты головой, Ник, а то шею свернешь! Хочешь меня увидеть – сними кибермодуль, что у тебя за спиной, и поставь напротив. Я подсоединен к коммуникационной линии твоего «Симбиота».

«Мой „Симбиот“? Кибермодуль? Это еще что за хреновины? Ладно, потом разберемся».

– Будь спок, товарищ, ща сделаем.– Мне почему-то подумалось, что работать руками и ногами окажется гораздо проще, чем мало что понимающей и совсем растерявшейся головой. Но такого эффекта я никак не ожидал. Стоило только на периферии сознания появиться мысли, что пора вставать, как мое тело тут же оказалось на ногах. Причем произошло это, судя по ощущениям, совершенно без участия тела.

«Могу поклясться, что посланные мозгом двигательные импульсы даже не успели при этом достичь собственно мышц! В чем же дело?»

Окончательно освоившиеся в полумраке органы зрения наконец позволили более детально рассмотреть снаряжение и одежду. К ним тут же подключилось и осязание. Результаты их совместного и весьма скрупулезного анализа меня несколько шокировали. Судя по всему, я был одет – облачен, зашит – во что-то живое. При малейшем телодвижении под прорезиненной тканью игриво перекатывались бугры нехило накаченных мышц. Вот только не мои это были мышцы. Однако каким-то образом им передавались любые, даже самые слабые двигательные мозговые сигналы, которые тут же многократно усиливались, а затем молниеносно выполнялись.