Виктор Володин - Чернобыль. Обитель зла [litres]

Мария Евгеньевна встретила меня в дверях квартиры. Выглядела она так, словно я приехал исключительно с целью ее немедленного ареста за сокрытие важной улики. Теоретически к этому и вправду можно было прицепиться. Практически – я не хотел ни неприятностей женщине, ни огромного количества бумажных проблем для себя. Попробуй-ка предъявить обвинение, если твое структурное подразделение практически не существует!

Я улыбнулся максимально искренне, чтобы Кижеватова почувствовала себя спокойнее. Она робко улыбнулась в ответ и пригласила зайти.

– Вы простите, Сергей, что я так поступила. Но знаете, если честно, то у меня осталось очень странное впечатление. Как будто бы я просто забыла про этот камень. Я его в шкаф положила, и все – как отрезало. Только вчера наткнулась на него, когда перекладывала вещи. Как увидела – сразу вспомнила, откуда у меня эта вещь.

– Хорошо, что вы в итоге решили отбросить сомнения и передать нам линзу, – кивнул я, – потому что мы намерены подвергнуть ее всестороннему изучению. А нам до сих пор попалась лишь еще одна такая. Сами понимаете, тут требуются особенная осторожность и самое пристальное внимание.

Мария Евгеньевна отдала мне сверток. Линза была завернута в розовую хлопчатобумажную наволочку.

– Наволочку можете не возвращать, – сказала женщина. – Я все равно теперь не смогу заставить себя положить ее на постель.

– Понимаю. Еще раз спасибо. Как у Лены дела?

Мария Евгеньевна пожала плечами.

– Да по-прежнему никак, если честно. Врачи уже и сами не знают, что им предпринять. Знаете, а их оптимизм существенно поубавился с тех пор, как моя дочь поступила к ним в больницу.

– Не падайте духом, – сказал я, – мы плотно занялись этой проблемой. Работают не только оперативники вроде меня, но и очень серьезная научная лаборатория. Думаю, что рано или поздно мы поймем, как можно помочь Лене. И заодно – другим людям, которые пострадали от контакта с линзой.

– А вы хоть отдаленно представляете себе, что она есть такое? – спросила Мария Евгеньевна.

– Пока нет. Но судя по всему она – источник воздействия на мозг жертвы. Только непонятно, порождается ли это воздействие самой линзой, либо же оно направлено откуда-то извне. И главный вопрос: можем ли мы снять негативный эффект и как-то исправить ущерб, нанесенный мозгу.

Мария Евгеньевна кивнула. Я взвесил на руке сверток с камнем и сказал:

– Мне нужно ехать. Как только что-то изменится, как только мы поймем хотя бы что-то о камне, что сможет помочь вашей дочери, – я немедленно позвоню!

Мария Евгеньевна снова кивнула. Было видно, что она не слишком верит этим словам. Не потому, что я работник государственной структуры и мне полагается врать, а оттого что даже у надежды есть некие пределы, за которыми начинается безысходность. Она бы сейчас, пожалуй, и самому Господу Богу не поверила бы…

Линзу я положил на заднее сиденье. И всю дорогу до офиса чувствовал себя так, как будто мне в спину смотрел пристальный недобрый глаз… Ощущение было настолько острым, что я даже не стал ругать себя за паранойю, никак не подобающую профессионалу.

Зато какое облегчение я почувствовал, когда положил линзу на полке в хранилище! Это было сродни внезапному приступу эйфории. Столь отчетливая разница в психологических реакциях заставила меня призадуматься. Кажется линза воздействовала на всех людей. И особого оптимизма этот факт не внушал.

Больше ничего особенного до конца дня не происходило. В половине седьмого я вышел из кабинета. В холле меня уже ждала Маша. Я взял ее под руку, и мы пошли к автомобильной стоянке.

Только рядом с Машей я наконец-то почувствовал себя спокойнее. Близкий человек – это вообще прекрасное лекарство в большинстве ситуаций.

Утром, появившись на работе в обычное время, выдержав все стандартные процедуры проверки и в очередной раз задумавшись о идее помериться стрелковыми навыками с охранниками внизу, я поднялся в свой кабинет. Сунул ключ в дверь. Он не поворачивался. Я удивился было – замок ставили совсем новый, так что сломаться за здорово живешь он вроде не должен. И тут из-за двери раздалось:

– Открыто!

Скажем так: это было весьма необычно. Тем более, что голос из кабинета, вне всякого сомнения, принадлежал Степану Ивановичу.

Зарембо восседал за моим столом, держа в руках карманный компьютер. Наверное читал что-нибудь. Когда я зашел, он поднялся и пошел мне навстречу, одновременно пряча устройство в боковой карман пиджака.

– Прости, я тут нагло оккупировал твое рабочее место. Оно самое удобное.

– Да ничего… А что случилось, Степан Иванович? – спросил я.

Зарембо помолчал несколько секунд, а потом попросил чаю. Я приготовил нам по кружке. Генерал отпил из своей и неторопливо, с паузами и передышками, повел рассказ.

– Я с самого начала понял, что камешек отнюдь не простой. Как только взял его в руку. Не знаю, обращал ли ты внимание на это, но он очень холодный. Причем всегда. За то время, пока я держал его в руке, он, такое чувство, только сильнее остыл. Хотя, если бы все ограничилось только холодом – это не стоило бы того, чтобы зваться проблемой…

Я держал камень в руке, и мне казалось, что мы обоюдно присматриваемся друг к другу. Причем, если я просто хотел понять, с чем именно имею дело, то камень был чем-то очень мудрым и всезнающим. Настолько, что ему даже не надо было меня изучать. Он просто смотрел и ждал, что будет дальше.

И вот мне захотелось просто-напросто взять, да и зашвырнуть эту дрянь куда-нибудь подальше. Или взять молоток и расколотить каменюку вдребезги. Я почувствовал это – и тут же попытался чувство это спрятать. Но не знаю, насколько у меня получилось. То, что ты чувствуешь внутри себя – это куда серьезнее, чем выражение лица. И скрыть это на несколько порядков трудней.

В общем, камень меня удивил, и это случилось впервые за несколько последних месяцев. Зона в последнее время стала повторяться, начала быть предсказуемой. И тут – настоящий сюрприз, без дураков!

Ты ушел, забрал камень, а я отменил все дела на оставшуюся часть дня, закурил трубку – и начал думать. Я пытался хоть немного приблизиться к пониманию того, чем же этот камень является на самом деле. То ли это порождение какой-то пока не известной нам аномалии, то ли вполне самостоятельное существо? Я, если честно, даже позволил себе усомниться в том, что он на самом деле из Зоны. Ну, то есть найти-то его там могли. Но это ведь еще ничего не значит! Сколько у нас есть гипотез относительно того, что на самом деле произошло в Чернобыле? И какой процент версий говорит о некоем внешнем воздействии? Инопланетяне, пришельцы из параллельных миров, какие-то временные и пространственные сдвиги… Понятное дело, что в подавляющем большинстве все эти версии – просто чепуха. Но кто может сказать это наверняка? Да, мы сумели опровергнуть примерно два десятка наиболее одиозных вымыслов. И это пока все. Прочие варианты и идеи проверяются, просчитываются, изучаются…