Лео Сухов - Безымянные слуги

— Тебе никто не говорил, что девушки падки на героев? — промурлыкала она мне на ухо, которое спустя секунду слегка прикусила. — Ты же продержался весь «третий день», да? Ну вот и не спеши уходить…

За эту ночь я вспомнил, что простые движения, которые вспомнили в школе все нерождённые — это только вершина айсберга в подобных занятиях. А если подойти к процессу с фантазией, да ещё и помноженной на опыт, то можно вообще не спать. У Ладны и с опытом, и с фантазией всё было прекрасно. Уснули мы очень и очень поздно.

Ладна выпихнула меня из комнаты ещё до гонга. Сначала она ещё каким-то чудом проснулась сама, разбудила меня, заставила одеться — и только потом спровадила в коридор. Досыпать у себя в комнате оставшиеся полчаса я так и не решился. Поэтому просто отправился на улицу дожидаться построения. Мне было о чём подумать.

Оказывается, вонючая жидкость, в которой купают каждый день в школе нерожденных — это та ещё дрянь. Она успешно глушила порывы молодых организмов, удаляла растительность и выводила возможных паразитов. Но попутно она ещё и делала нас стерильными. Не навсегда, но лет на пять — точно. А вот когда в жидкости купаться переставали — начинался «откат». Сначала возвращалось влечение к противоположному полу и бодрость. Затем начинали расти волосы. У меня расти начали пока только на голове, но это — пока.

Завести детей тоже со временем будет можно. Но как? Я уже давно по оговоркам понял, что ни ааори, ни нори стараются постоянных пар не заводить. Слишком высока смертность до того момента, пока не «искупишь свои прегрешения». Это там, получив имя и прощение, можно задуматься о семье и детях. А если детей не заводить — то зачем семья? Временные союзы среди ааори — и одиночество среди нори. Почему? Потому что многие нори шли к этому статусу лет по пять, и они просто боятся, что стерильность уже пропала. Есть те даже, кто заново проходит стерилизацию. А есть те, кто тратит немалые деньги на контрацепцию алхимией (а другой — нет), но большинство просто рвётся в вэри, чтобы получить свободу.

С Ладной мы были вместе всего на одну ночь — девушка сама мне об этом сказала. Если и окажемся ещё когда-нибудь вместе, то уж точно не завтра и не послезавтра. Отчасти она воспользовалась мной, а я — ей. Память подсказывала, что так не очень правильно — но поделать я всё равно ничего не мог. Я и сам не рвался — а вдруг привыкну, полюблю? Опять же, мысль о том, что в одну девушку я уже влюбился — ещё в школе нерожденных — а она меня предала, не позволяла мне доверять подобным отношениям.

А ещё мне очень нужно было увидеть себя и эту проклятую мудрость. Сражение с мурлом достаточно хорошо показало, что будет, если мне придется встретиться с другими тварями мудрости. Даже случайное столкновение со слабой нежитью чуть не обернулось катастрофой. Моя драка с мурлом больше напоминала возню в грязи, чем бой. Оно хотело сожрать Ладну, поэтому меня даже не пыталось поначалу бить. А что если бы сразу после первого оглушения эта тварь взялась за меня? Ответ был очевиден — я остался бы на кладбище. И я, и Ладна, и другие ребята. Потому что Пятнадцатая всё-таки добилась того, что своих мы не бросаем.

Гонг прозвучал неожиданно — я увлёкся собственными мыслями и перестал следить за тем, что происходит вокруг. Это тоже плохо, но мне очень нужно было подумать и разложить всё по полочкам. Тем более Пятнадцатая мне в этот раз не помешает, раз она обижена. Но теперь на медитацию у меня осталось совсем мало времени.

Оставшийся день тянулся непередаваемо долго. Наш десяток был брошен на одну из самых неприятных работ — расчистку отхожего места. Я не брезгливый, но эта та ещё работенка. А мстительная Пятнадцатая определила меня в «виночерпии» — как называли это ааори. Я стоял над ямой, получал ведра, зачёрпывал и передавал остальным. Все остальные скоренько бежали до свежевскопанной ямы и выливали всё туда.

Но я — хороший боец, ага! Держался и не роптал. Ну хочет десятник на меня дуться — это её проблемы. Пусть сначала найдёт, в чём я был не прав.

— Как ты там, великолепный говночерпий? — смеясь, спросил Хохо, подбегая к краю ямы и протягивая мне ведро.

— Стоек! — сказал я и закашлялся. — Главное, теряя сознание, не падать туда!

И я пафосно ткнул пальцем в яму.

— Захлебнуться в дерьме, что может быть хуже? — скривился подошедший Нож.

— Выжить после этого? — предположил я, отдавая ведро Хохо и принимая ведро Ножа.

И вот так полдня. Единственный, кто надо мной не подшучивал — была Пятнадцатая. Она была серьезна и сосредоточена, как будто ничего важнее в жизни ей делать не приходилось. Последнее ведро я мстительно наполнил ей до самых краев и, передавая, состроил вредную рожу. И конечно же — сам на себя и пролил.

Перед обедом пришлось отправиться в термы. Одежду я сменить не мог, просто потому что было не на что. Так что есть я пошел в последние полчаса перед закрытием, когда в столовой уже никого почти и не было. А те, кто был — старались держать от меня дистанцию. Гады брезгливые!

После обеда пытка продолжилась. Вообще-то даже самые отмороженные десятники дважды одного и того же бойца на «виночерпия» не ставили — это Хохо сказал, но Пятнадцатая его только строгим взглядом смерила. К концу дня меня уже мутило так, что поужинать я не смог. От остатков обеда мой желудок избавился, как только я вылез из ямы. Идти я тоже не мог — и без сил опустился на траву неподалеку. К счастью, через некоторое время за мной пришли Ладна, Кривой и Хохо.

— Вот он! — увидев меня, обрадовался Кривой.

— Шрам, ты живой? — Ладна подбежала ко мне.

— Да куда я денусь? — спросил я. — Мутит, конечно…

— Конечно, мутит. Любого мутило бы, — Хохо вытащил из-за пояса пузырек. — Держи, персонально от лекаря. Пей до дна.

— Я не смогу. Меня вырвет, — честно признался я.

— Ну, тогда подготовься и пей, — Хохо вздохнул, пристраиваясь рядом. — Вот что ты ей наговорил, что она на тебя так взъелась?

— Правду, — долго рассказывать я не хотел и не мог. В горле першило, глаза болели от яркого света, да и тошнота ещё не отпустила. Лишнее слово было пыткой.

— Худший вариант, — заметил Кривой.

— Дура гордая, — буркнула Ладна.

Через несколько минут я всё-таки смог влить в себя содержимое пузырька и удержать в себе. Ещё через двадцать минут дошел до термов, где долго и с наслаждением мылся, стирал одежду и сох. Чистую, сухую и заштопанную одежду мне потом занес Хохо. А вот выспаться мне не удалось — в своей комнате я потерял сознание и полночи провалялся на полу.

Утром меня знобило, болела голова, а голос стал сиплым. Общая слабость была такой, что я даже на построение дополз с немалым трудом. Я держался и делал вид, что здоров. Даже думал пойти на завтрак, но к концу построения меня трясло, а пот, несмотря на озноб, градом катился по лицу. Моё состояние заметили. Пятнадцатая как-то странно посмотрела и пошла в администрацию, а Хохо подрядил Ножа и Хитрого довести меня до комнаты. Дошел я сам, но за сопровождение был благодарен. Уже у себя в комнате я улёгся на кровать, накрылся одеялом и практически мгновенно уснул.