Лео Сухов - Безымянные слуги

— Ты безымянный? — спросила она сквозь слезы. — Ты был в деревне?

— Меня зовут Шрам, и я прошёл через деревню.

— Ты видел мою маму?

— Я видел взрослых, но не знаю, кто твоя мама…

— Она красивая, черноволосая… Хозяин грозился забрать её, если папа не покормит поле….

— Я…

Я замолчал. Девочка смотрела в мои глаза, а потом поняла — без слов. Губы ребёнка задрожали, и из глаз ее хлынули слёзы, а я хотел вернуться и перебить всех там, на площади — тварь, взрослых… Всех. Лишь бы эта девочка больше не плакала.

— Он всех заберёт! — крикнула малышка с надрывом. — Он всех забрал! И меня… заберёт…

— Тогда пойдём со мной, — предложил я.

— Я не могу, — ответила девочка и добавила. — Ты на дороге… Мы не можем зайти на дорогу. Только с разрешения Хозяина.

— Ты клялась ему в верности? — спросил я, с ужасом ожидая ее ответа.

— Мама и папа клялись, — проговорила она. — Я нет, но на дорогу не могу зайти… И я пыталась — я не могу…

— Твои мама и папа больше не могут тебя сдержать, — не очень уверенно проговорил я.

— Могут, — ответил ребенок убежденно. — Никто не смог зайти на дорогу… Те, кто остался один — тоже не смогли.

— Тогда дай мне руку! — предложил я, перехватил копьё левой, и протянул к ней правую.

Трава, до этого мирно лежавшая по обочинам, вскинулась как потревоженный хищник и потянулась к моей ладони. Но я не убрал руку, продолжая держать её протянутой к ребёнку.

И маленькая девочка, испуганная и одинокая, нашла в себе смелость бороться — схватилась своей маленькой ладошкой за мою руку, вырвала ноги из травы и шагнула. В последний момент воздух толкнул ее назад, но я сомкнул пальцы и потянул ребенка на себя. Еще мгновение — и девочка оказалась на дороге. Вокруг, как под ураганным ветром, клонилась трава, шатались голые стволы деревьев, туманные космы бурлили. А я подхватил малышку на руки и пошел по дороге дальше.

«За это ты мне отдельно ответишь, недомерок», — прозвучало у меня в голове. Девочка вздрогнула и еще крепче вцепилась в меня. Я обернулся, глядя на селение, набрал в грудь побольше воздуха и закричал:

— Засунь свои угрозы в известное тебе место и готовь дрова, сраная вырезка! Когда я вернусь, тогда и поговорим!

Отворачиваясь, я увидел стремительно приближающийся туманный сгусток, формирующий на ходу уже знакомый шар. Сжав ребенка в руках, я прикрыл глаза, а когда открыл — стоял в одном шаге от зеленой травы. Впереди виднелись крыши палаток и тянущиеся к небу дымы. У меня на груди вздрагивала маленькая девочка, которую я смог вынести из проклятого самими людьми места. На мир накатывались вечерние сумерки, а сзади тонули во тьме пригороды Линга, со всеми своими ужасами и страхами. Я сделал шаг, другой — и вырвался в привычный мир, и только потом позволил себе посмотреть назад.

Там, всего в нескольких шагах от меня, застыла изломанная черная фигура, напоминавшая очень высокого и очень худого старика. Только лишь напоминавшая. Балахон до земли с капюшоном скрывал подробности, но даже сквозь него была видна неправильность пропорций и чуждость движений. Из темноты капюшона выбивалась седая борода, да призрачным светом горели глаза. Я почему-то был уверен, что, если бы сначала обернулся, или девочка оторвалась бы от груди и посмотрела назад — мы бы уже никогда не вышли из проклятой тьмы, как и те разведчики, что пропали накануне.

Еще секунду мы смотрели друг на друга, а потом старик повернулся и скрылся в темноте, которая становилась все более и более плотной.

— Кто это? — тихо спросила девочка.

— Это кто-то, с кем я бы пока предпочел не встречаться, — признался я.

— А почему он нас не тронул?

— Не знаю. Но, кажется, есть правила, которые он не может нарушать, пока я их не нарушу…

— А ты не нарушил.

— Я не нарушил, и ты не нарушила тоже.

— Шрам, а что теперь?

— А теперь ты скажешь, малышка, как тебя зовут. И мы пойдем туда, где много разных людей. Плохих, хороших, но людей.

— Я Амо- они.

— Ну вот и познакомились.

— А ты не поменяешь имя? Все безымянные меняют имя, если могут. Ведь Шрам — это прозвище. Есть хорошие имена.

— Нет, не поменяю. Мне дал это имя очень хороший человек, и я не хочу менять этот подарок на что-то хорошее. Я останусь Шрамом, Они, сколько бы имен мне ни предложили взамен.

— Но какой же ты тогда безымянный?

— Да вот сам не знаю, — засмеялся я в ответ на этот простой вопрос. — Наверно, никудышный.

— Шрам, можно я останусь на руках? Меня мама с папой носили, но говорили, что я стала тяжелой…

— Оставайся, до лагеря я тебя донесу.

Девочка посмотрела на палатки и кивнула. Мы шли по зеленой траве, которая больше не цеплялась за ноги, и, покачиваясь у меня на руках, Амо-они уснула.

И пропустила всё самое интересное — моё появление в лагере. С чем его можно было сравнить, я даже не представляю. Память гнусно подкинула незнакомое слово « триумф» и заткнулась, не дав пояснений. Лагерь разбили в двух переходах от границы туч — в центре расположились шатры командования, а по периметру раскидали палатки десятков. Часовые меня, конечно, заметили — но в сгущающихся сумерках, когда свет костров уже слепит, а тьма кажется густой — заметили в последний момент. Отчасти было виновато то, что часовой, на которого я вышел, был совсем молодым пареньком, младше Первого, хотя уже и стал именным нори. И вместо криков «Тревога, мертвые десятники наступают!» он уставился на меня и дрожащим голосом произнёс:

— Да ты кто такой?

— Сам выбирай: кочевник, серый, нежить или ещё кто похуже, — предложил я устало.

— А… а чего ты как десятник вырядился? — оторопел часовой.

— Ман-уни, с кем ты там болтаешь, раздолбай? — донеслось от костров.

— С кем-то похуже! — радостно ответил парень, переваливая ответственность по торжественной встрече на плечи командования. И лично для меня крик «Чего?» прозвучал почти одновременно с несколькими копьями и мечами, уткнувшимися в меня.

— Ребёнка не разбудите, только уснула, — проворчал я добродушно.

Подошедшего вэри я видел уже несколько раз. Нас разместили в соседних сараях ещё в степной крепости в Угеле. По движению его бровей я понял, что моя физиономия ему тоже примелькалась.

— Десятник Шрам, на службе эра Скаэна? — спросил он, поднося факел ближе.

— Я, уважаемый.

— Так ты же пропал, вроде…

— Пропал, — согласился я. — И вот вернулся.

— Так… — протянул десятник и пошевелил усами. — Что вы тыкаете в него своими железяками? Ну-ка быстро вернулись на посты. А это кто?

Десятник кивнул на спящую на груди девочку.

— Девочка. Амо-они, — ответил я и мотнул головой в сторону Линга. — Оттуда.