Кристофер Банч - Возвращение Императора

Рука Махони скользнула в карман брюк, и на корабле загорелся сигнал «Приготовиться».

— Очень, очень рад, — продолжал Шамель, — что именно вы показались здесь. Я довольно долго жду чего-нибудь наподобие… — Он помолчал. — Никогда не верил байкам о вашем самоубийстве, маршал флота Махони. Таков был, вроде, ваш ранг, когда вы «вышли в отставку»? Шпион-самоубийца — никудышный шпион.

— А вы скоры на решения, — сказал Махони. — Тогда, может быть, отбросим и этого дерьмового Шамеля? А, Венлоу?

— Я считал, что мои документы благополучно похоронены; а затем стал думать, что и меня самого похоронили.

Махони стал объяснять, как мало на свете настоящих профессионалов; еще меньше — не связанных с правительством, мегакорпорациями и военными. И, наконец, специфический статус Венлоу…

Венлоу сделал огорченное лицо.

— Вот так… сидел все эти годы и думал, что не оставил следов. — Он цыкнул зубом. — Стыдно. Итак, каким образом я могу искупить разработку убийства Императора?

— А не полагаете ли, что я здесь для того, чтобы развесить ваши кишки на ветках дерева и погонять вас вокруг него дюжину раз? Ведь Император был, кроме всего прочего, моим другом.

— Да, мне говорили. И я слышал рассказы про вас… но предпочитал полевую работу по случаю. Однако, если бы вы просто хотели меня убить, зачем представляться перед началом? Прямое столкновение может вызвать потери с обеих сторон. Тем более, что вы отнюдь не «юный герой».

— Неточно, — произнес Махони, и его непринужденность на мгновение пропала. — Если бы я не охотился за еще большими сволочами, я бы отличным образом пробрался сюда и своими руками вырвал ваше сердце.

— Поосторожнее, Махони. Вы поправили меня, когда я сделал ошибку. Возвращаю комплимент. Не следует воспринимать все так лично — в нашей‑то работе. Это граничит с самоубийством. Но поскольку на повестке дня не это, давайте сменим тему. Можете сказать своим воинам, сколько их там у вас, чтобы расслабились и отдыхали.

Венлоу прошел к столу и положил ладонь на что‑то напоминающее пресс-папье.

— Мои люди останутся внизу. — Он уселся и жестом пригласил Махони последовать его примеру. — Я, пожалуй, догадываюсь, чего вы хотите. Но все‑таки скажите сами. Полагаю, это как‑то связано с нелепым Трибуналом.

— Да. Нам нужно, чтобы вы засвидетельствовали заговор. Публично.

— Я? На трибуне? Это будет для меня новым опытом; и, боюсь, не слишком благоприятным для будущих перспектив работы.

— Жизнь показывает, что они и сейчас у вас не радужные, — Махони многозначительно взглянул в окно на пустые стойла.

— Обстоятельства последнего задания вынудили меня быть максимально осторожным в отношении личности моего нанимателя. Я отказался от нескольких очень шикарных дел, и все из‑за моей боязни потерять лицо, из‑за стремления к высшей цели…

— Бедняга!

Венлоу игнорировал сарказм Махони.

— Допустим, я все‑таки соглашусь. Я встаю в зале суда и говорю. Что именно? Что я был нанят неким Сулламорой после того, как ранее успешно решил для него несколько задач? Что я обнаружил и развил в Чаппеле ценные для выполнения задачи качества, а затем направил его? А также все подробности моей работы? Все?

— Конечно, нет. Сулламора мертв. Никто за него не даст и гроша. Нам нужны другие — Кайс, Мэлприн, Краа, Ловетт.

Венлоу цыкнул зубом:

— Вы хотите от меня больше, чем я могу дать.

— Дадите.

— Вы не поняли. Я физически не могу дать вам такие сведения. Я лишь засвидетельствую: мол, имею моральную уверенность в том, что остальные члены Тайного Совета, без сомнения, являлись участниками заговора. Но доказательства… Сулламора никогда не упоминал при мне их имен. Я с ними никогда не встречался и с их прямыми представителями тоже. Нечего смотреть волком, Махони. Я могу доказать. Мое присутствие здесь… Я летал на Прайм, не отрицаю. Но вот уже более двадцати лет возвращался в свой дом, вместо того чтобы исчезнуть в новой личности и в той части Вселенной, где меня совершенно не знают. Я не бегал за заработком. Я не приходил к каждому в поисках задания и денег. Сейчас, если эти идиоты из Тайного Совета с измазанными кровью руками заимеют мысль, что я был агентом-посредником при том контакте, не думаете ли вы, что они организуют мое исчезновение?

Махони сохранял непроницаемое лицо, однако ему совсем не понравилось то, что он услышал.

— Итак, Махони, не я, оказывается, ваше дымящееся ружье; и не знаю я, где оно вообще валяется. Я и так‑то показания даю вам с неохотой. Но говорить буду лишь то, что знаю. И все.

Венлоу налил себе еще бокал пунша и приглашающе качнул половником в сторону Махони. Тот помотал головой — нет. Венлоу вернулся в кресло.

— Тупик? Тупик. Убить меня?.. Попробуйте. Но сами вы определенно не уйдете живым. Вы сказали, что ищете более отъявленных сволочей, чем я. Полагаю, вам хочется увидеть, как их схватят.

— Не такой уж тут тупик, — ответил Махони. — Собирайтесь, поедем со мной в Ньютон. Может быть, вы говорите правду, а может быть, ложь. Там разберутся.

— Сканирование мозга? Никогда. Известно, сколько людей под колпаком умирают или сходят с ума. Если вы предлагаете такой вариант, лучше я благополучно сдохну здесь в драке с вами.

— Вы не умрете и «жженоголовым» не станете. Сканированием займется Рикор. Она…

— Знаю, знаю. Однако скажу как на исповеди, мысль о том, что кто‑то будет бродить по моей душе, приводит в содрогание.

— Согласен. Жалко того несчастного, который будет бродить по вашей душе.

— Дайте подумать… — протянул Венлоу. — Если я скажу «нет», а мы оба каким‑то образом останемся в живых и продолжим… дискуссию, что случится дальше? Вы, конечно, пустите информацию о моем существовании в Тайный Совет, ожидая, что они начнут заметать даже те следы, которых не оставили. Точно. Так они и поступят, недоумки. Мне не нравится такой вариант. С другой стороны, положим, я пойду с вами, соглашусь на сканирование, буду свидетелем. Возможно, ваш Трибунал будет успешным, и он некоторым образом подтолкнет вперед, — в голосе Венлоу зазвучали нотки сарказма, — правду и законность; «Путь Империи», как по волшебству, победит, а Совет падет. Или, что более правдоподобно, их погубит собственная бездарность. Однако в любом из этих случаев я буду, в общем‑то, спасен. Защищен — это точно. Может быть, я не смогу продолжать свое кровное дело, но хотя бы сумею придерживаться того стиля жизни, к какому привык.

Венлоу говорил правду. Политический убийца, если он не оказался убранным в первые же моменты после выполнения заказа или не был клиническим маньяком-одиночкой, оказывался обласкан государством до конца своих дней. Говорил он или нет — неважно; всегда была вероятность, что раньше или позже он решит рассказать обо всем, даже если в это время лишь у историков останется интерес к его словам.