Кристофер Банч - Возвращение Императора

В лагерь вошли, кривобоко скукожась, Синд и бхор.

— Просыпайтесь, вы, бурдюки с яйцами, — запинающимся языком произнесла Синд. — Вторая смена! Боже, как я замерзла.

— Не могла бы ты мерзнуть не так громко, — ноющим тоном подал голос Стэн. Он нашарил бутылку с «шотландцем», которая так и осталась недопитой, и попытался сделать глоток. Нет. Жидкость «не приживалась»; желудок Стэна попытался убежать на дальний утес.

Стэн поднялся на ноги. Болели ступни.

— О Боже, я умираю.

— Делайте это потише, адмирал, если вас не затруднит.

Реплика нахальная. По уставу, Стэн должен был сейчас доказать свою способность командовать — послать, например, всех в пятикилометровую пробежку или повелеть сделать что‑либо наподобие, столь же героически-адмиральское.

Вместо этого он стянул с себя комбинезон и — проклятые приличия! — вошел в пруд и бродил там, пока холод не подсказал ему, что злобные молекулы больше не станут нападать. Тогда он натянул на мокрое тело комби и решил съесть чего-нибудь.

В тот день обошлось без восхождений.

С этого момента «отдых и поправка» адмирала Стэна пошли совсем по‑другому, не так, как он планировал. Один из бхоров спросил его насчет скалолазания, и Стэн показал ему пару приемов на ближайшей скальной стенке. Синд уже проходила базовый курс скалолазания раньше, только это называлось «курс восхождения по наружной стороне сооружений».

Так и пошло. Лазание целый день; дважды он просто ходил по близлежащим предгорьям. Вечером все ели в компании. Палатка Стэна перебралась в лагерь охраны.

Стэн проводил много времени, беседуя с Синд. С ней было легко разговаривать. Стэн подумал, что это, наверное, в некотором роде нарушение субординации. «Чьей субординации? — спрашивал он себя. — Ты теперь никакой не адмирал, говоря строго формально. Да и хотел бы ты им оставаться?»

Он пытался заставить Синд, чтобы та перестала обращаться к нему по званию и выбросила это изобилие «сэров», которыми она пересыпала свою речь. Рассказывал ей о дьявольском мире заводов, где он вырос. Кратко упомянул о семье. Говорил об Алексе Килгуре, о многолетних совместных их похождениях. О войне он молчал.

Вначале Синд растерялась. Перед нею была такая возможность поучиться у величайшего воина, мировой знаменитости; и вдруг она обнаруживает, что слушает его басни о странных существах, с которыми он встречался, человекоподобных и не очень, одних дружественных, а других — совсем наоборот. И в этих рассказах не текли реки крови.

Много, много раз альпийский лужок слушал звенящие переливы ее хрустального смеха.

Синд рассказывала о том, каково расти дочерью секты воинов, исповедующей религию джихада — священной битвы, религию, не просто изуродованную войной, но такую, где сами боги — убийцы и выродки. Ей казалось естественным тяготение к бхорам.

— А может, я просто перешла от поисков одного убежища веры, — она использовала таламейнское слово, — к поискам другого?

Стэн поднял бровь. Так это или не так, но ее речи звучали очень замысловато для столь юной особы.

Он рассказывал ей о краях, которые посетил. Тропики, полярные зоны, безвоздушные миры. Леса из красного дерева, растущие на Земле. А собственный его мир носил скромное имя Мостик.

— Возможно, я смогу показать тебе его. Однажды.

— Возможно, — отвечала Синд с едва заметной улыбкой. — Мне бы хотелось. Когда-нибудь.

Они не спали вместе. Синд наверняка пошла бы к нему в палатку, скажи он об этом. Но он не говорил.

«Очень странный отдых и поправка, — размышлял Стэн, когда отпущенное им самим для себя время вакации истекло и они все садились в гравитолет. — Не то, чего я ожидал…»

Но, может, именно то, что было нужно.

Трибунал был почти готов объявить решение. Вызваны последние свидетели и предъявлены последние доказательства; суд удалился на совещание. Последовали месяцы головоломной и задодробящей работы — надо вникнуть в смысл каждого свидетельства.

Вначале Стэну казалось, что это великая привилегия — быть допущенным и наблюдать. Он, Алекс и Махони сидели в дальнем углу, в то время как сэр Эку и судейская коллегия обсуждали относительную ценность каждой детали. Декан Блайз в качестве стенографистки увековечивал эти усилия для официальной истории. Сэр Эку очень воинственно упирал на то, что, как бы все ни кончилось, никто не должен иметь основания для косого взгляда на суд.

Судьи с яростным воодушевлением разыгрывали порученные им роли. Уорин оставался совершенно беспристрастным. Апус, несмотря на свою ненависть к Тайному Совету, была ревностным защитником. Иногда Стэн даже одергивал себя, чтобы вспомнить, каковы ее настоящие чувства к членам Тайного Совета. Одна часть его разума вскипала злостью, когда Апус неустанно заделывала бреши в обороне Тайного Совета; другая восхищалась тем, с какой серьезностью Апус исполняет свои обязанности.

Однако трудно было не почувствовать себя «обделавшимся», когда информация, выкраденная Стэном из Арены Ловетта, оказалась отброшенной как вздор, технический трюк или, возможно, даже сфабрикованная фальшивка.

Ривас — тот, кто сначала был не согласен с Тайным Советом лишь с философской, а не личной позиции — стал его злым мучителем. И в зале, и в кулуарах он свирепо подавлял любые попытки «развалить» судебное дело. Стэна не волновало, когда и по какой причине Ривас изменил свою позицию; он просто получал удовольствие, наблюдая атакующий стиль Риваса. Именно он не давал упустить ни одной детали, указывая каждый раз на обстоятельства, которые нельзя игнорировать. И он же убежденно защищал идею существования секретного соглашения членов Тайного Совета как доказательства заговора, если не более.

А затем, по прошествии недель, глаза у Стэна полезли на лоб. Алекс и Махони чувствовали себя не лучше. Они стали сбегать из зала, когда только это было возможно, но, к несчастью, скрываться от охотящихся за дичью репортеров оказалось труднее, нежели переносить скуку. Так что они большей частью сидели, глядя на судей, и страдали.

Наконец дело приблизилось к финалу. Трибунал удалился для голосования. Ривас и Апус сняли свои ролевые маски и присоединились к Уорину в беспристрастном рассмотрении. Неопределенность исхода снова подхлестнула интерес Стэна. Он подался вперед, стараясь не упустить ни единого слова.

— Думаю, мы больше не имеем права откладывать, уважаемые господа, — начал речь сэр Эку. — Готовы ли вы вынести решение?

Ответа Стэн не услышал — Алекс пихнул его локтем в бок, привлекая внимание Стэна к Махони, который стоял в коридоре у дверей, делая торопливые жесты, означавшие, что Стэн с Алексом должны поскорее встретиться с ним вне зала.