Роман Терехов - Такара

Бег свой, оказавшись под прикрытием леса, он не прекратил, а, только выжимая из себя последнее, прибавил ходу. Жаль, места здесь сильно изрезанные холмами, оврагами и Костян несколько раз свернув в разные стороны, чтобы, как думал, удержать направление быстро заблудился. Хотя, «думал» это слишком сильно сказано, думать он тогда точно не мог. Просто бежал, правда, уже без криков и воя. Какой-то ориентир все же давали доносящийся из-за спины уже далекий грохот выстрелов. Сил не то что бежать, но и просто идти вскоре просто не осталось и он забился в какую-то яму в корнях дерева. От боли глаза в буквальном смысле вылезали на лоб, сквозь пелену пота и слез он ничего не видел. Правой рукой поминутно то хватался за обломок стрелы и рану, то зажимал рвущийся изо рта вопль. Страх и боль пронизывали все существо Кости Нечаева прирастая в геометрической прогрессии. Личный апокалипсис длился и длился, сжигая нервы и душу маленькой и беспомощной песчинки мироздания.

Наконец судороги переросли в осмысленные поступки: сунул себе в зубы поднятый с земли обломок ветки, протер тыльной стороной ладони глаза и, замер пытаясь совместить операцию с очередным пиком боли. Едва потянул за обломок древка, как в голову ударил разряд тока и сознание поплыло. Парень устало промычал сквозь палку — слюна текла по щекам вперемешку со слезами. Гаснущее сознание подкинуло мысль выкурить последний косяк, дабы победить боль и страх, парализующие тело и разум. Трясущиеся руки отыскали портсигар, зажигалка долго не хотела загораться и как-то неудобно прилипла к перепачканным пальцам. От кашля тлеющий косяк чуть не выскочил из непослушных губ и после второй затяжки Костик снова ухватился за стрелу. Бережно уложил руку на корень дерева, достал нож и принялся аккуратно отпиливать древко как можно ближе к ране. Снова зашелся от боли, откусив фильтр «Примы». Полежал, покурил, пока подсохли слезы и сопли — сил вытирать уже не осталось. Затем прижал лезвием ножа выглядывающий из раны наконечник и резко дернул руку вверх. На этот раз сознание помутилось сильнее. Очнувшись, он с облегчением увидел стрелу у себя в руке и, отдышавшись, постарался перевязать рану.

Еще не закончилась перевязка — один ИПП Костян всегда таскал с собой в кармане куртки — старая привычка еще с армии, как сквозь белый шум в ушах пробились близкие голоса. Моментально прекратив всякое движение и перестав дышать, он замер в своей щели. «Кровь, они идут по следам крови» заметалась в голове на удивление здравая мысль.

Страх смерти пополам с приходом сотворил странные вещи, словно раздвоив сознание, и когда вражеские копья раздвинули ветви, скрывающие Костю Нечаева от остального мира, одна часть его личности заметалась как крыска, зажатая в угол, а другая четко фиксировала происходящее, как сторонний наблюдатель. «Сука, блядь, Назар, казах зачуханный все-таки разбавляет товар „омичкой“. Вон черти какие несмешные. Пришли. За мной. Крандец! Вернусь с того света, я ему в жопу пузырь из-под шампанского забью по самое не балуйся».

Очевидно, что последовавшие за этим потоком сознания витиеватые маты Костян произнес вслух. Это оказалось столь неожиданным, что нашедшие его воины, оторопели и рассмеялись. Вражий смех парадоксально подействовал на него — едва подарив надежду на то, что смерть откладывается, как веселье стихло. Инстинктивно Костян стоя на коленях, склонился перед воинами, протягивая руки соединенные в запястьях перед собой. Теперь оставалось только ждать.

Внезапно воздух прорезал леденящий душу вой, затем завыл весь лес, это был крик торжества, истинного торжества. Нечаев напрягся, ожидая удара, но его не последовало. Древко больно стукнул по темечку, и он поднял голову.

— Встан, рус, иди Каарчак. — Слегка ударил себя в грудь стоящий перед ним враг.

«Торчак злое*учий. Живем, братец!» — подумал Костян, неловко поднимаясь на ноги и зубами затягивая узел на бинте. «Ну и рожа! Думаешь, русские сдаются? Хуюшки! Я, может, диссертацию по зинданам пишу, а чего не сделаешь ради науки?». Группа воинов двинулась вперед, подгоняя бредущего из последних сил пленного. Шумел только землянин, воины с копьями же напоминали тени, скользящие по прошлогодней листве.

Арсений мучился. Ира не обращала на него особого внимания, и он уже который день ломал голову, как бы привлечь ее взгляд к своей персоне. С самого начала шансы у него были не плохие, Тиму явно Елисеева была безразлична, Михаил вскоре переключился на Софью, завороженный ее габаритами. Но тут появился сержант, а потом и целая группа лесных супервоинов. Правда, Климов проговорился, что в момент переноса возвращался от своей любимой девушки, так что Иволгину он был пока не конкурент. Оставались все из себя мужественные егеря, державшиеся обособленно и отстраненно, но вот теперь… Народу здорово прибавилось и это вливало в хрупкое вместилище Сениной души Ниагарский водопад уныния. Копаясь в сути своей проблемы, он понял, что дело вовсе не в количестве потенциальных конкурентов, а в самой личности товарища Иволгина, которая на сегодня, признаемся честно, никак себя не проявила и тускло смотрелась на фоне старших насквозь героических товарищей.

Вот и ломал себе голову уже второй день, чтобы такое учудить? В тему и в масть. Никогда прежде Арсений по-настоящему мук любви не ощущал и поэтому очевидных выходов не знал. Учеба давалась легко. Студенческая, а до нее школьная жизнь этакого пай-мальчика проходили гладко и без особых проблем. Если что, всегда рядом был отец и старшие братья. Одно время он даже подумывал обратиться за советом к Тимофею или Мише, но потом передумал. Итак, понятно, что они скажут, а толку то? Он не они, и вот так запросто все закрутить у него не получится, да и не надо ему этого. Внутренне он ясно понимал, любые манипуляции или заходы не верны, все должно быть честно и открыто. Ира сама должна его заметить и принять в свое сердце.

От тяжелых раздумий болела голова, сон уходил. Он зубрил разделы устава (на память Сеня никогда не жаловался), разбирал и собирал оружие, набивал обойму винтовки, снаряжал магазин автомата или ленту пулемета, учился бесшумно ходить, перемещаться перебежками и держать сектора, и все время думал, думал, думал. От этого случались казусы чаще, чем с другими «молодыми бойцами», однако никто из наставников рук не распускал, ограничиваясь устными внушениями.

Ночь второго после прибытия в Крепость дня, третий час пополуночи. Промучившись без сна полночи, Арсен решил проветриться и успокоить нервы, он даже собрался начать курить, рассчитывая, что это ему поможет. Прихватив трубку, кисет, зажигалку, направился на свежий воздух. Голова реально шла кругом. Теперь он верил рассказам старшего брата, что в армии порой просто не можешь спать от усталости. Только Хан чуток помогал в его мучениях, верный пес, чутко реагируя на состояние хозяина и друга, старался отвлечь и развеселить Арсения на свой собачий лад. Вот и сейчас в наступившей ночной темноте, которую весьма условно освещали Луна и звезды, пес играл с ним в «нападайку». Смысл игры заключался в том, что Хан абсолютно бесшумно подкрадывался к Сене с разных сторон и прыгал на хозяина, клацая зубами и глухо рыча.