Семён Афанасьев - Не та профессия 1

Фраза сказана на дари, и Иосиф снова выступает в роли переводчика.

— Если тебе очень нужно, наш человек может пойти с тобой, солдат. — Обращается к десятнику лысый спутник дочери хана на пашто. Снова вызывая вспышку интереса у окружающих. — Но ненадолго, и я пойду с ним: ни с кем из наших людей, без нашего разрешения, никто беседовать не будет. Если ты не в курсе, ваша стража сейчас расследует дело об убийстве сына нашего хана. И мы не дадим нашим людям отлучаться, пока не будет найден и наказан убийца.

— И всё же, кто Вы, ханум? — что-то прикинув, повторяет свой вопрос десятник в сторону степнячки. — Вы так и не представились. И на каком основании этот человек теперь ваш? — стражник указывает взглядом на Иосифа.

— Я дочь Хана Средней Орды, Старшего жуза. — цедит в ответ степнячка, поигрывая желваками и кинжалом. — Хранительница, по праву наследия, Его Тамги, выданной Великим Султаном.

— А этот человек наш по праву нашего рекрутского набора. Данного в Степи Хану Великим Султаном, согласно выданной Тамги, — Азара приобнимает джугута Иосифа за плечи. — МЫ можем брать в войско любого. И любой наш воин никак не подсуден в вашей провинции. Дайте пергамент, сестра напишет собственноручно и приложит свою печать. Иосиф, ты же согласен с тем, что ты теперь у нас на договоре и наш человек? — азара, смеясь, смотрит на джугута.

Иосиф коротко кивает, не выказывая никаких чувств и эмоций.

Десятник широко открывает глаза, смотрит пару мгновений не мигая, сквозь свою собеседницу, затем без слов разворачивается и уходит. Делая знак остальным стражникам следовать за ним и по пути ударяя тыльной стороной ладони по лицу одного из ткачей.

Второй из ткачей, однако, покраснев от напряжения, выпаливает в сторону дочери хана:

— Ещё посмотрим!.. — но ему затыкают рот стоящие рядом дари, видимо, из других торговых рядов и собираются волочить упирающегося куда-то вглубь толпы.

— Надо быть очень смелым человеком, — смеётся лысый спутник дочери хана, не мигая, глядя на ткача и говоря на пушту, — чтоб угрожать Хану Орды или его дочери. Особенно Ей, особенно при мне. Кстати, даже Малая Орда — это две с половиной тысячи клинков. И это только в руках мужчин. А в Степи, если не знаешь, сражаться могут и женщины. Сколько там человек в твоей Гильдии? Пять десятков? Шесть? Ну хорошо, прибавь и ваших женщин, пусть полторы сотни… Я тебя запомнил, дари.

С уходом городской стражи, зеваки тоже расползаются. Мы возвращаемся с порога в лавку и ещё какое-то время обсуждаем с Иосифом очень деликатные, не предназначенные чужому уху моменты. Попутно, я прокручиваю в голове последние события: не упустил ли лично я чего важного.

Кстати, про орду в конце разговора я ляпнул не просто так, чтобы похвастаться. И не потому, что эмоции и чувства проконтролировать не мог. Я имел в виду конкретную завуалированную угрозу, специально ставя себе целью разворошить местное осиное гнездо. Преследуя кое-какие собственные цели и понимая, что все мельчайшие детали устроенного нами шоу станут известны всему городу не позднее чем на следующий вечер.

Иосиф, обсудив с Алтынай собственные вопросы, повторно ставит на огонь чайник и деликатно говорит:

— Спасибо за помощь. Молодые люди, скажите откровенно. А лично вы не боитесь неприятностей после такого обострения?

— Дело в том, что наша война уже идёт. — Отвечаю ему я. — Или вы думаете, что я пошутил насчёт убитого пуштунами её брата?

— Возможно, воля Султана с трудом пробивает себе дорогу в отдалённые уголки закрытых горами провинций? — дипломатично уклоняется от прямого ответа Иосиф.

— У меня своё мнение о самом Великом Султане и о его политике, — бормочу. — Но я категорически не хочу влиять на девочку, — открыто киваю на Алтынай, задумчиво глядящую на Иосифа. — Они с Султаном всё же родственники, и у неё должны быть свои взгляды на то, кто кого и как использует…

— Использовать можно только того, кто сам не против, — хмурится в ответ Алтынай. — Того, кто вместо того, чтобы тяжело работать, идёт в набег. Отнимать у других. Пусть и прикрываясь союзным долгом, тамгой хана и интересами народа.

Я только присвистываю от удивления, а Иосиф неожиданно наклоняется через стол и церемонно целует Алтынай в лоб:

— Продолжай, светлая девочка!

— Да я, собственно, уже всё сказала. Я люблю своего отца, но это не отменяет его грехов. — хмуро проговаривает, опустив глаза, Алтынай. — Идя в набег, попираешь заветы Всевышнего. Как бы ты себя или окружающих людей не обманывал. Обмануть можно людей, но Аллаха не обманешь. И уж он-то в итоге сполна воздаст… Сейчас я вижу, что угрозу голода гораздо проще устранить работой. Чем грабежом, ещё и прикрываемым разными, как будто правильными, идеями. Но именно что как будто .

Не понимаю, что это сейчас накатило на Алтынай, но это я у неё выясню позже и наедине .

— Ну да… — говорю в качестве комментария. — Один уважаемый лично мной человек говорил: "You are responsible for all your commitments during your life. And God will certainly give you what you really deserved". Если перевести, будет примерно так: «Ты отвечаешь за всё содеянное в своей жизни. И Всевышний обязательно воздаст тебе именно той монетой, которую ты заслужил»

По случайному совпадению, эти слова говорил мой товарищ по имени Шахид Мохаммад, пакистанец из Пенджаба. Проповедовавший иногда по пятницам, по-английски, поскольку в том регионе народов и языков куча, а их государственный урду знали не все. Как и его родной пенджаби.

В отличие от многих других, Шахид действительно старался нести только добро. Искренне верил в Аллаха и все заповеди соблюдал. Мой единственный друг за все годы в том регионе, несмотря на нашу с ним этническую, религиозную и внешнюю разницу.

Чуть не погибший в итоге в результате какого-то идиотского взрыва по пути домой из мечети .

— Я искренне впечатлён вашим участием, когда мне ждать ваших людей? — после паузы не забывает о делах Иосиф.

— Начиная с завтрашнего утра, — кивает в ответ Алтынай. — Десяток тут со мной, завтра они будут тут.

Дальше мы все какое-то время просто молча пьём чай.

Изначально, мы с Алтынай ни с кем конфликтовать не собирались. Но обстоятельства и события сплелись между собой и понеслись таким образом, что из момента надо было выжимать всё. Даже сейчас, уже изрядно остыв, по здравому размышлению, решаю: ничего отрицательного не произошло: всё равно нам терять нечего — нас (в смысле туркан) тут и так пытаются извести под корень.

Да и сама Алтынай, в силу возраста и темперамента, в случае чего, заводится с полоборота и долго не думает, схватиться ли за кинжал. Во всех мало-мальски спорных ситуациях с представителями других народов.