Семён Афанасьев - Не та профессия 1

— Эта жизнь порой крайне удивительна, — спокойно отвечает Иосиф, отхлёбывая из пиалы, которую держит двумя руками. — Во-первых, мои собственные продажи сегодняшнего утра удивили даже меня. А это достаточно сложно, молодые люди… ибо я уже давно ничем и никем не очаровываюсь и мало чему способен удивляться… Вот разве только таким неожиданным деньгам, которые сами падают мне в карман.

— Надеюсь, удивление было приятного свойства? — вношу ясность, хотя по контексту уже всё ясно.

— А что во-вторых? — через секунду после меня, практически одновременно, выпаливает непосредственная Алтынай.

— Отвечаю по порядку, — всё так же спокойно продолжает Иосиф. — Да, удивление моё этими утренними продажами было именно приятного свойства. Потому что, и это во-вторых, с такой скоростью продаж, следующий заказ мне нужно будет делать уже через несколько дней. А не месяцев, как планировалось… У меня было товара из расчёта на полгода торговли. За сегодняшнее утро купили запас, который я рассчитывал распродавать несколько недель. Предварительно, на завтра заказали почти столько же. Плюс, за завтрашний день многие уже внесли аванс. Чтоб наверняка иметь нужные им расцветки, а не те, что останутся.

— С одной стороны, аванс — это здорово, — размышляю вслух. — Он же в любом случае остаётся у вас? Даже если покупатель откажется от сделки?

— Разумеется, — степенно кивает Иосиф, по-прежнему не излучая никаких эмоций. — А что вас смущает?

— Вот больше всего лично я боюсь необъяснимого везения, — призна ю сь, непроизвольно морщась. — В те моменты, когда жизнь требует собранности.

Поскольку условия выкупа нами части пая у Иосифа оговорены, часть выручки сегодняшнего утра уже автоматически принадлежит Алтынай.

— Поначалу я подумал так же, как и вы, — вежливо кивает старик, наполняя свою пиалу повторно. — Но я уже успел всё обдумать. Спешу успокоить: волноваться не о чем.

Видя наши вопросительно поднятые брови, он продолжает:

— Как хорошо вы знаете этот базар и торговлю?

— Вообще не знаю ни того, ни другого, — поднимаю вверх обе ладони. — Всегда был настолько далёк от обоих пунктов, насколько можно. И в прямом, и в переносном смысле.

— Торговлю знаю, если речь о мясном опте, стоимости различной монеты и долговых обязательствах, — говорит вслед за мной Алтынай, излучая явное любопытство. — На этом базаре второй раз. Первый раз покупала сбрую у коновязи, внутрь не заходила.

— Значит, не знаете ничего, — подводит итог Иосиф. — Тогда не сочтите за желание набить себе цену, все условия между нами всё равно оговорены… И будут тщательно исполнены с моей стороны… Но всё же, для лучшего понимания. Как вы думаете, какими народами тут представлены торговые ряды?

— Дари и пашто? — недоумённо и синхронно выпаливаем мы с Алтынай.

Под смех Иосифа, которых кладёт на стол доску для записей (которая тут в повседневной работе используется вместо бумаги и карандаша).

— Это и так, и не так. — Он рисует мелом на доске какие-то пиктограммы, вопросительно сморит на Алтынай.

Которая кивает ему со словами:

— Понимаю.

— Вы, молодой человек, пользуетесь совсем другим письмом, потому вот вам малая доска и второй мел, — великодушно делится канцелярскими товарами старик, деликатно демонстрируя, что наши разные алфавиты не остались вчера незамеченными. — Кстати… то, как вы понимаете друг друга без слов и отвечаете в один голос, настолько обращает на себя внимание, что не могу не спросить: вы ведёте себя, как брат и сестра. Зовёте друг друга, как брат и сестра. Насколько я вижу, даже живёте вместе, как брат и сестра… прошу прощения, если вторгся в тонкие материи, последнее точно не моё дело… Но явно происходите не то что от совсем разных родителей, а даже и из разных народов. И между вами не то что нет ни общего отца, ни общей матери; но и даже родители ваши не приходились друг другу хоть сколь-нибудь кровной роднёй. Не буду вдаваться в детали, но много видевшему в разных концах земли это более чем очевидно… Не утолите ли любопытство, в чём причина? Такой вашей разности и схожести одновременно?

Мы снова переглядываемся с Алтынай под откровенный смешок Иосифа, затем отвечаю я:

— Мы оба чувствуем настроение людей и те страсти, которые их обуревают в конкретный момент. Вам знакомо понятие эмпатии?

— Благодарю, это многое объясняет, — церемонно кивает Иосиф. — Хотя, далеко не все эмпаты в этом несовершенном мире столь близки друг другу помыслами и устремлениями… как вы друг другу.

— Долг жизни. Долг крови. — Роняет Алтынай. — Это с моей стороны. Если не считать… — далее она не продолжает, многозначительно глядя на Иосифа. И выбивая какую-то барабанную дробь пальцами.

А у меня возникает ощущение, что сейчас они разговаривают между собой, не говоря ни слова.

— Это последнее, на что я бы подумал, — многозначительно хихикает Иосиф, глядя на Алтынай, как будто только что узнал что-то, недоступное мне. — Спасибо за исчерпывающую откровенность, ханум… Со своей стороны, вот ответная откровенность. На этом базаре действительно торгуют преимущественно дари и пашто. Ваша правда. Но это, если копнуть глубже, далеко не вся правда.

Затем Иосиф рисует какие-то значки:

— В одной лавке может работать несколько человек, потому считаем только хозяев, согласны?.. — он, подобно преподавателю на лекции у доски, окидывает нас взглядом и продолжает. — В конечном счёте, направления развития и политику определяют именно они… На первом месте числом пуштуны. Чтоб было вам понятнее… вы считаете в десятиричном или в двенадцатиричном счёте?

— Десятками, сотнями, тысячами, — коротко роняет Алтынай, следя за движениями мела старика по доске. — И в войске, и стада.

— А вы? — делает наивное лицо Иосиф, явно пытаясь собрать дополнительную информацию обо мне. Причём, исключительно из любви к искусству, а не из каких-то прагматичных соображений…

— И десятками считаю, и двенадцатиричный счёт знаю, и двоичное исчисление, — улыбаюсь в ответ, не отказывая себе в желании потроллить старика.

Видимо, общение с Алтынай плохо на меня влияет. Раз и я начинаю впадать в детство.

— Ещё — троичное исчисление, но оно бывает симметричное и несимметричное. Знаете такое? — отзеркаливаю наивное выражение лица, простодушно глядя ему в глаза.

— Гхм… тогда будем считать десятками и сотнями, — задумчиво погружается в себя на пару секунд Иосиф. Потом «выныривает» и продолжает. — Так вот… около пяти с половиной десятков торговцев из каждой сотни на этом базаре — пашто. Либо чистые пашто, либо пашто по отцу, что одно и то же…

Иосиф долго и подробно объясняет расклады, под моё зевание и под напряжённым вниманием Алтынай (старательно вникающей в его данные, но с непривычки напрягающейся).