Дмитрий Рус - Дети апокалипсиса [litres]

Замечаю краем глаза, как в доме напротив приоткрывается створка окна на первом этаже. Выглянувший наружу винтовочный ствол дарит безумную каплю надежды.

Время, мне нужна еще крошка чертова времени!!!

Широко улыбаюсь, сплевываю окрашенную алым кирпичную пыль. Комментирую голосом простуженного ворона:

– Херовый ты стрелок, Малек…

Лорд… хм… Смерти задумчиво косит цепким взглядом по сторонам, оценивая диспозицию. Вокруг без перемен – мои камрады успешно отыгрывают команду дебилов. Но вот на жопе у пацана глаз нет, так что отблеск оптики в окошке за спиной он не видит.

Малек многообещающе оскаливается, картинно направляет обрез мне в лицо и выдает киношное:

– Аста ла виста, братик!

Пух-бум!!!

Едва слышный выстрел из окна практически синхронно перекрывается гулким бабахом ружья.

Я успеваю тоскливо взвыть, заценив жалкий калибр нежданного помощника. Мелкашка!

Одновременно рву голову в сторону, заранее понимая, что от картечи не уйти. Рву, ага…

Вялый клевок, вот и все, что способно выдать парализованное болью и ужасом тело. Было бы чем – обосцался бы без всяких сомнений.

Хруст, горячий удар, тьма…

…

– Саня! Саня! Да очнись же!

– Не тряси его, у него дыра в голове, мозги вытекут…

– Это у тебя дыра… в жопе! Нормально у него все, просто осколками от пули кожу посекло! Была бы картечь – снесло бы на хрен, а так… Саня, ну вставай ты, не пугай!

Слова доносятся с трудом, сквозь нудный звон и тошнотворное кружение вальса. С натугой разлепляю глаза:

– Реально не тряси… Буэ…

Меня рвет густой желчью с яркими прожилками крови. Сидящий рядом Илья испуганно шарахается назад и валится на задницу.

– Ни фига себе струя! Ты там как, живой?

Утираю рот тыльной стороной ладони.

– Не дождетесь…

Сплевываю кислую слюну, требовательно тяну руку:

– Воды дай.

Сворачиваю башню полторашке минералки, полощу рот, а затем пью. Долго и жадно – до сухого дна. Отбрасывая опустевший сосуд, вспоминаю события последних минут. Резко тянусь к автомату и довольно нервно оглядываюсь по сторонам:

– А где Малек?

Илья вновь вылазит вперед и трясет перед моим носом горячим стволом пистолета:

– Сбежать хотел, сучоныш! Как увидел, что я ствол достал, так сразу в кусты! А я ему засадил вслед! Бам-бам-бам!!! Попал раза три – верняк! Поглядишь потом, сколько крови на бордюре!

– Пальцем в небо ты попал… – присевшая рядом Инга аккуратно обхватила горячими пальцами мою голову и легонько наклонила в сторону, внимательно осматривая левый висок. – И, кстати, крови там – как тощий кот насцал…

Оставив мою голову в покое, она удивленно хмыкнула, но так и не прокомментировала увиденное. Отряхнув руки и отстранившись, указала куда-то себе за спину:

– Вон оттуда стреляли, из окошка. В бедро мелкого зацепило, но несерьезно как-то – словно спицей ткнули. Хотя ублюдку хватило, да и тебе повезло – дрогнула у щенка рука. Жахнул из своей пушки, чуть ухо тебе не отстрелил. Ну и сразу же в подвал рванул, там дверь нараспашку. А вот Илюша-балабол зря только патроны сжег. Обосратушки вышли? Не с перепугу ли, а? Отстрелялся под ноль, а потом еще с минуту вхолостую железкой щелкал.

Илья набычился. Его ноздри раздулись, уши покраснели, а глаза предательски заблестели.

– Я хоть стрелял! А ты где была?! Музыканта своего на асфальт укладывала да кобуру царапала? Мазохистка, да?!

Оказалось, что ствол Инга достать все же успела. И сейчас ее пистолет уставился прямо в переносицу шарахнувшегося назад химика.

– Угу, мазохистка. С садистским уклоном. Могу и тебе череп поцарапать. Изнутри!

Устало трясу головой:

– Брейк, архаровцы. Все молодцы. Инвалидная, мать вашу, команда… Криворукие, косоглазые, но сердобольные – шо писец…

Кстати, насчет инвалидности и криворукости…

Осторожно кошусь на свою правую конечность. Если б не боялся сглазить – назвал бы ее «правым пулеуловителем».

За последний час мне прилетело уже дважды.

В первый раз довольно гуманно – из повреждений лишь героическая царапина на плече. Несколько пугающего вида, но уже безопасная и неактуальная. Ибо зажило все, как на бешеной собаке.

А вот во второй раз – все значительно хардкорней. Картечина прошила мякоть бицепса и засела под кожей легко прощупываемым свинцовым шариком.

Ну, я и пощупал. Ощущения – резко болезненные и очень специфические. Окружающее пространство покачнулось, сделало попытку потерять резкость и уплыть в неведомые дали. Поспешно отвожу от раны глаза и трясу головой. Только обморока мне не хватало…

Спешу отвлечься:

– Илья – тут для тебя работа привычная нарисовалась. Заклей-ка мне руку пластырем.

Оценив вспыхнувшие фанатизмом глаза парня, на всякий случай предупредил:

– Нет, картечину вырезать пока не надо. И прижигать тоже. И…

Илья делает обиженный вид и отмахивается:

– Забей, все понимаю. До следующего фрага заживет, ага…

Хитро подмигнув, он вываливает из кармана изрядно помятую гору некогда стерильных упаковок. Задумчиво хмыкнув, закапывается в нее камуфляжными от грязи руками. Его негромкое бурчание мешает сосредоточиться и вникнуть в смысл последней фразы.

– Мозольный… разогревающий… влагостойкий… прозрачный… детский… О! Саня, а хочешь пластырь с пчелкой? Нет? А зря, полезный мух! Хотя да, тебе надо что-то побрутальней… Вот, нашел! Чебурашка! Страшнее зверя нет! Блин, очешуеть! Эти детские стикеры – просто ураган!

Закатываю глаза – чем бы дите ни маялось, лишь бы не забеременело…

Кстати, о беременности… Обращаюсь к нашей насупившейся экс-красавице. Нет, она и сейчас вполне себе ничего. Но девушки с таким выражением лица меня не заводят. Шарахаюсь я от них…

– Инга, сдвинь-ка корму в сторону, я своего спасителя не вижу.

Недовольно скривившись, девушка отодвинулась, открывая обзор на соседскую девятиэтажку. Как раз вовремя.

Из окна напротив ловко выпрыгнул смутно знакомый паренек лет четырнадцати. Эдакий гайдаровский типаж пионера-героя. Располагающее лицо, прямой взгляд, спортивный разворот плеч. Не качок, а, скорее, легкоатлет.

Спрыгнув на асфальт, он с обезоруживающей застенчивостью улыбнулся и помахал нам рукой. За его спиной, в глубине комнаты, мелькнуло настороженное лицо девчонки постарше.

Машу в ответ:

– Эй! Спа…

– Бам-бам-бам!!!!! – грохот хаотичной стрельбы оборвал меня на полуслове.

От десятков попаданий стена за спиной парня буквально взорвалась бетонной пылью и осколками дешевой плитки. На футболку подростка словно плеснули красной краской. Тяжеловесные алые кляксы отбросили тело назад и сложили на асфальте изломанной куклой.

– Чёрт! Ложись! – в одном надрывном крике я окончательно сорвал голос.