Дмитрий Рус - Дети апокалипсиса [litres]

В том смысле, что оружия по рукам сейчас гуляет немало. В том числе – тяжелого. И я очень сомневаюсь, что какой-нибудь восьмиклассник способен справиться с искушением и не опробовать в деле попавший ему в руки «Шмель» или «РПГ».

За спиной скрипнул балконной дверью полностью лишенный такта Илья. Заставив меня потесниться, он устроился рядом. Поддавшись романтике больших пространств, тоскливо вздохнул и уставился на окна дома напротив.

На секунду прикрываю глаза, гашу в себе злость и тоску. Послать бы все и всех к черту…

Насколько легче было бы одному! Отыскал бы тачку помощнее – что-нибудь с легким бронированием. Эмвэдэшное, инкассаторское, эфсэошное или просто миллионерское. Немало их, на самом-то деле… Да и рванул бы за город на поиск своих! Только вот как жить дальше, с пониманием того, что доверившиеся тебе люди уже наверняка пялятся в небо мертвыми глазами?

Выдыхаю, пожимаю костлявое Илюхино плечо:

– Не тоскуй, Ромео. В полночь метнемся за твоей принцессой. Тут делов – на пять минут. Одна нога здесь, другая там.

Илья шмыгнул носом, скривился, почесал затянувшуюся за ночь ссадину на руке:

– Угу, как на минном поле… Сань, я займу тогда пятую квартиру? И мебели чуток дерну от близняшек, а то там вообще голяк?

Невольно покосился на соседский балкон:

– А бабка?

Илья криво улыбнулся и жестом римского гладиатора указал пальцем вниз:

– Не годится бабка в десант… парашют хреново укладывает.

Я опешил:

– Ты ее что, из окна турнул?

Илюха мгновенно окрысился:

– А ты мне предлагаешь ее бережно на руках вынести и торжественные похороны устроить? В ней вообще-то пять пудов окоченевшего веса. Да и не моя это бабка! Тебе надо – поди и прикопай. Чай не сбежала…

Качаю головой:

– Не агрись. Разрулил, как умел, вот и молодец. На самом деле скверная бабка была. То я ей топаю, то телевизор громко смотрю… Но вот мамку их и младших нужно будет по-человечески похоронить.

– Это понятно. Хотя время терпит. Не так что-то с телами. Не гниют они, а усыхают подозрительно. Да и прочей чертовщины хватает…

Вспоминаю акульи зубы у бабки и невольно вздрагиваю. Имей я чуть больше здорового цинизма – стоило бы отрубать трупакам головы перед прикапыванием. Для профилактики менингита, ага…

– Ладно, Илюха, не кисни. Намотай сопли на кулак, врагам на устрашение, и двигай на выход. Время мародерить.

На первый этаж спустились без проблем. Похоже, что в нашем подъезде живых больше нет. Заглянули лишь за хаски с двадцатого, но и тут мы опоздали. Дешевое дверное полотно оказалось вспорото когтистыми лапами и прогрызено дюймовыми клыками. Что характерно – снаружи…

У подъезда очередной сюрприз. Пара невысоких и коротких могильных холмиков, с потертыми ошейниками вместо монументов.

Алик жестом итальянского мафиози поцеловал зажатый в руке пистолет и удовлетворенно зажмурился:

– Видать, не промазал я вчера. Проредил песиков…

Задумчиво киваю, настороженно обшаривая взглядом окрестности. Вроде тихо…

Блин, Алик!

Рывком за плечо осаживаю борца, попытавшегося зафутболить мемориальный ошейник.

– Харэ вандализмом заниматься! Не плоди сущности, и так себе кровников завел. Глянь, вон, какое замечательное творчество.

Алик обернулся, склонил голову к плечу и уставился на корявую надпись на стене, неровно выведенную детским почерком.

«СТАЯ АТАМСТИТ!»

Борец презрительно хмыкнул, хотя глаз его заметно дернулся.

– Не простю – атамстю… – не особо удачно срифмовал Алик.

Шутки шутками, однако шажок назад он сделал, оружие перехватил поудобней, да и взглядом нервно заелозил по окрестностям.

Убедившись, что прямо сейчас никто мстить не собирается, Алик сплюнул на подсохшее кровавое пятно, украсившее асфальт бурой комковатой кляксой. Покрутил головой, словно воротник футболки стал излишне тесным, пожаловался:

– Я что-то в последнее время к собачкам охладел. Такую неприязнь к ним испытываю – прямо кушать не могу. Пойду я, пожалуй, парни. Вы проконтрольте еще с минутку двери, чтоб я за спину свою был спокоен. Очкую че-то…

В доме напротив с хрустом распахнулось окно. Из темноты комнаты на подоконник запрыгнула чумазая обнаженная девушка. Зыркнула на нас, понюхала носиком воздух, и вдруг оскалилась-залаяла:

– Ав! Ав! У-у-у… – пародийный лай перешел в заунывно тоскливый вой.

Вогнав нас в ступор, она как-то пугающе по-собачьи уселась на задницу, абсолютно не стесняясь бесстыже раздвинутых ног. Склонив голову к плечу, принялась бесцеремонно нас разглядывать.

– Это добром не кончится… – пробормотал окончательно деморализованный Алик.

Махнув нам рукой, он развернулся и, вяло передвигая ногами, скрылся в подъезде.

– Кто это? – негромко прошептал я, аккуратным движением возвращая «Ксюху» на предохранитель.

Илья сглотнул и, не отрывая взгляда от девичьих прелестей, шепнул в ответ:

– Не знаю. С неделю как появилась. Пацаны говорили, что от Зураба сбежала. Мозгами вот только протекла…

Окидываю взглядом ладную фигурку, поневоле представляю ее в волосатых лапах братьев Хаджиевых:

– Могу поверить…

– Красивая… – сам себе кивает Илья, – только трогать ее западло. Кто обидит – дня не проживет. Верная примета. Пойдем, Саня, ну ее к демонам…

Двинулись неторопливо и настороженно, как вечером в чужом районе. Глаза ловят любое движение, уши фильтруют звуковой ряд. Может, это нас и спасло…

В тени витрин гипермаркета блеснуло железо. Смутно знакомым звуком щелкнула тугая тетива.

– Бойся!

Бросаю тело в сторону, успевая на ходу оттолкнуть Илью и сдернуть с плеча автомат.

Дзинь!

Арбалетный болт разочарованно звякнул и высек злые искры из бетонной стены за нашей спиной.

– Ау-у-у!!! – восторженно взвыла за спиной безумная девчонка.

Резким скачком ускорилось восприятие. Время ухнуло в пропасть, послушно затормаживая свой бег. Воздух уплотнился, торжественный вой растянулся в бесконечную заунывную ноту.

Шу-у-ух…

Гудящим шмелем неторопливо приближается второй болт. Вращающийся в полете трехгранный наконечник отбрасывает россыпи солнечных зайчиков.

Отклоняю голову в сторону, мягко выхватываю короткую стрелу прямо из воздуха.

Ошибка! Физику еще никто не отменял…

Руку резко дернуло, полыхнуло болью. Тактические перчатки уберегли от ожога, но пальцы посекло жестким пластиковым оперением.

Демонстративно отбросив болт в сторону, я медленно зашагал к супермаркету. Обострившееся зрение рябит, то и дело заваливается в тепловой диапазон. На границе обоих спектров восприятия рождается нечто усредненное, позволяющее разглядеть в темноте торгового зала не только контуры тел, но и лица.