Джо Холдеман - Мост к разуму [сборник]

Инграм и Джефферсон сидели рядом, одетые в голубые больничные пижамы. Сидели они на массивных стульях с прямыми высокими спинками, сделанных из дорогого темного тиса или красного дерева. Впрочем, сперва я даже не заметил, что эти стулья такие необычные. Первым делом мне бросилось в глаза безмятежное, умиротворенное выражение на лице Джефферсона, такое же, как, наверное, было у меня самого после подключения с Двадцатью. Лицо Инграма практически ничего не выражало, и обе его руки были пристегнуты наручниками к подлокотникам стула.

Комната была просторная, светлая, с голыми белыми стенами. Здесь стояло полукругом еще двадцать стульев, лицом к Джефферсону и Инграму. На самом деле это была операционная, и в стенах скрывались мониторы для проецирования рентгеновских снимков и позитронных томограмм.

Мы с Амелией заняли последние свободные стулья.

– Что это с Инграмом? – спросил я. – Неужели не сработало?

– Он просто отстранился, ушел в себя, – ответил Джефферсон. – Когда Инграм понял, что не сможет противостоять процессу, он впал в некую разновидность кататонии. И не вышел из этого состояния, даже когда мы его отключили.

– Возможно, он притворяется, – предупредила Амелия. Наверное, вспомнила происшествие в монастыре. – Выжидает, когда подвернется случай напасть.

– Поэтому мы и надели на него наручники, – откликнулся Марта. – Сейчас наш Инграм – очень темная лошадка.

– Он сейчас совсем в другом месте, – предположил Джефферсон. – Я в своей жизни подключался с большим количеством людей, чем все здесь собравшиеся, вместе взятые, и никогда раньше не сталкивался с подобным явлением. Человек не может мысленным усилием отключить разъем от имплантата, но с Инграмом произошло как раз нечто подобное. Он очень сильно поверил в то, что имплантат отключен.

– Значит, у гуманизации есть свои ограничения? – спросил я у Марти. – Процесс действует на всех, кроме законченных психопатов?

– Меня тоже когда-то так называли, – проронила Элли, спокойная и безмятежная, как всегда. – И эти люди были правы. – Она убила своего мужа и детей – облила бензином и подожгла. – Но на меня гуманизация подействовала, и я по-прежнему остаюсь такой, хотя прошло уже много лет. Без этого я просто сошла бы с ума. Вернее, осталась бы сумасшедшей.

– «Психопат» – слишком широкое определение, этим термином обозначают очень много самых разных состояний, – сказал доктор Джефферсон. – Инграм по-своему глубоко моральный человек, хотя неоднократно совершал поступки, которые любой из нас счел бы аморальными и даже вопиюще жестокими.

– Когда я с ним подключался, он отвечал на мое возмущение каким-то странным невозмутимым снисхождением, – заметил я. – В его понимании я – безнадежно пропащий человек, который просто не в состоянии постичь правильность того, что он, Инграм, творил. Это было еще в первый день.

– За следующие пару дней мы его немного поослабили, – сказал Джефферсон. – Мы не спорили с ним, а наоборот, попытались его понять.

– Как можно понять человека, который по чьему-то приказанию изнасиловал женщину, а потом изувечил ее особым образом? Он связал ее, заткнул ей кляпом рот и оставил ее, истекающую кровью, медленно умирать Да разве можно его вообще считать человеком после такого?

– И все же он – человек, – возразил Джефферсон. – И каким бы странным ни было его поведение это человеческое поведение. По-моему, именно это и сбило его с толку – мы воспринимали его не как некого карающего ангела, а просто как тяжелобольного человека, которому мы старались помочь. Он выслушал бы твои проклятия и только посмеялся над ними. Но он не смог вынести искреннего христианского участия и доброжелательности Элли. Или, с другой стороны, моего профессионального отношения к нему как к больному.

– Он не ест и не пьет уже три дня, – вздохнула доктор Орр. – И если бы мы не вводили ему внутривенно питательные растворы, он мог бы уже умереть.

– Недостаток глюкозы, – кивнул я.

– Тебе лучше знать, – Марти помахал рукой перед лицом Инграма – тот даже не моргнул. – Теперь мы должны выяснить, почему это произошло и насколько распространенными могут быть подобные осложнения.

– Вряд ли такое будет случаться часто, – предположил Мендес. – У Инграма это бывало и раньше, причем не раз, и это останется с ним после того, как он вернется оттуда, где сейчас пребывает его сознание. Сначала это было похоже на контакт с каким-то иным разумом или с животным.

– Мне приходилось с таким сталкиваться, – сказал я.

– И тем не менее его мозг напряженно работает, анализирует, – заметил Джефферсон. – Он с самого начала активно изучает нас.

– Он изучает в основном то, насколько много нам известно о подключении, – сказала Элли. – Его совсем не интересовали мы сами, как личности. Но раньше он подключался только ради дела, и очень ненадолго, поэму теперь так жадно впитывал наш опыт подключений.

Джефферсон кивнул.

– У Инграма имеется одна очень живая фантазия, которую породило его воображение, когда он думал о возможностях подключения. Ему хотелось бы подключиться с кем-нибудь и убить его.

– Или ее, – вставила Амелия. – Например, меня или ту несчастную, которую он изнасиловал и зарезал.

– Обычно в этих его фантазиях фигурирует мужчина, – сказала Элли. – Женщин он не считает достойными противниками. У него вообще очень слабо развито половое влечение – когда он насиловал ту женщину, то считал свой пенис просто еще одним оружием.

– Продолжением своей сущности – так же, как все прочее оружие, которым он пользовался, – добавил Джефферсон. – Должен сказать, у этого Инграма тяга к оружию выражена сильнее, чем у любого солдата из тех, с которыми я подключался.

– Бедняжка не знает о своем истинном призвании. У меня есть несколько знакомых ребят, с которыми он бы очень быстро подружился, – заметил я.

– Я в этом и не сомневался, – сказал Марти. – Именно поэтому для нас крайне важно изучить этот случай. Очень многие механики в группах охотников и Убийц отличаются такими же личностными особенностями. И мы должны выяснить, как избежать повторения подобного в будущем.

Вот так номер, нечего сказать!

– Так, значит, ты завтра со мной не поедешь? Останешься здесь?

– Нет, я все равно поеду в Портобелло. С Инграмом будет работать доктор Джефферсон. Посмотрим, сможет ли он вытащить Инграма из этого состояния с по мощью своих лекарств и психотерапии.

– Не знаю, стоит ли желать вам удачи. Лично я пред, почел бы, чтобы он остался таким, как есть, – может это была просто игра моего воображения, но мне показалось, что при этих словах на лице Инграма промелькнула легкая тень гримасы. Может, лучше было бы, чтобы в Портобелло поехал один Марти, а я задержался здесь и вывел этого ублюдка из кататонии своими способами?